Я работаю с детьми, от которых отказались — The Village
Раньше я работала воспитателем в детском саду, но столкнулась с профессиональной усталостью. Во время долгого отпуска пять лет назад подруга предложила мне работу в «Аистенке». Взрослые приходили к кризисному психологу, а я в это время занималась их детьми. Когда одиннадцатой больнице потребовались волонтеры, я отправилась туда, а сейчас ухаживаю за детьми в пятнадцатой.
Чтобы стать няней в больнице, нужно сдать анализы, пройти психиатрическую экспертизу. Необходимо оформить санитарную книжку, регулярно делать флюорографию, кожно-венерологические исследования. Это непростая задача, потому потенциальные волонтеры часто так и не доводят дело до конца, отказываются.
Пятнадцатая больница — инфекционная. Сюда попадают дети с туберкулезом, гепатитом, ВИЧ, венерическими заболеваниями. Это значит, что я всегда в халате, головном уборе и перчатках.
К нам направляют детей, найденных на улице, отказников из родильных домов. Бывает, слышишь по радио: «найден ребенок». И понимаешь, что сегодня будет новый подопечный. Или отец приводит: «мама где-то гуляет, а мне надо на работу». Особенно много детей после рейдов органов опеки. Прошел рейд — и в больницу поступает по двое-трое ребят из одной семьи.
Найденышам я даю имена. Привозят ребенка, а в карте написано: «девочка, 3 килограмма 750 граммов». Это неправильно. Мне нравится имена Иван и Соня, так и зову детей. Однажды ухаживала за мальчиком, подвижным, пытливым, любознательным, звала Ромкой. Потом в нашей школе приемных родителей встретила его будущую маму, и она сказала, что не будет давать ему другого имени. Ромка и Ромка, в точку.
Я работаю всю неделю с двух до семи, иногда по выходным, по ночам. Здесь нужно ингаляцию сделать, здесь с капельницей посидеть. Капельницу малышам ставят в голову. Лежит двухлетний ребенок, бледный, не ест, меняем памперсы каждые полчаса. И вдруг: «Музыку, музыку!» И мы ставим музыку. Еще у меня целая сумка игрушек, фломастеров, карандашей, мыльных пузырей. С девочками постарше пеленаем куклу.
Без няни медсестрам тяжело. Они любят детей, но в больнице лежат не только отказники, но и мамы с детьми. Каждому нужно дать лекарства, поставить капельницу, закрепить катетер, который дети постоянно вырывают, покормить и переодеть тех, кто без мамы. Сил едва хватает на элементарные функции.
Я прихожу и купаю детей вечерами, успокаиваю и кормлю перед сном. И вижу, как боязливые становятся ласковыми, как догоняют сверстников в развитии. Вот ребенок сам сел, перевернулся, пошел. Но есть и сложности. Однажды поступила девочка двух лет, пережившая насилие. Она просто лежала в кроватке и смотрела в потолок, ни на кого не реагировала. Я посоветовалась с психологами и в итоге нашла к ней подход: мы рисовали вместе.
Поначалу расставаться с детьми было сложно. А сейчас я настроила себя, что это просто такая работа. И если собрать все мои отчеты, получится, что за последний год я ухаживала за 60 детьми.
www.the-village.ru
почему женщины отказываются от новорожденных?. Истории. События. Благотворительный фонд “Волонтеры в помощь детям-сиротам”.
Координатор проекта “Профилактика отказов от новорожденных”, психолог фонда Ольга Шихова рассказала, почему женщины отказываются от своих детей и можно ли им помочь.
“Я всегда осуждала женщин, которые отказываются от своего ребенка, пока это не произошло со мной”, – я не раз и не два слышала эту фразу от матерей, с которыми я разговаривала в роддоме.
Женщины, отказывающиеся от новорожденных. Их называют кукушками, стервами и даже еще хуже. Их осуждает общественное мнение. Им отказывают в материнских чувствах, в праве на горе от потери ребенка. Их считают бессердечными и равнодушными. Почему же они так поступают?
…Первое, что я спрашиваю у женщины, которая заявляет об отказе от ребенка, когда прихожу в роддом, – как вы себя чувствуете? Обычно они говорят, что хорошо, даже если очевидно, что это неправда. Потом мы говорим о том, как так вышло, что она хочет написать согласие на усыновление и уйти из роддома без ребенка, которого она выносила и родила. Как правило, в случае отказа от ребенка женщина объективно находится в очень сложной материальной ситуации.Очень сложной – это не когда не хватит на кружки и отпуск на море. Это когда будет негде жить, нечего есть в буквальном смысле, когда ей и ребенку грозит насилие.
Исключения бывают, но их мало. Самый частый случай отказа от ребенка в Москве – это одинокая женщина, трудовая мигрантка, которая приехала из другой страны или из другого региона. Ее, скорее всего, не примут с ребенком дома – если хоть какой-то дом вообще есть, а его может и не быть – ни плохого, ни хорошего, ни далеко, ни близко.
Если она российская гражданка, то она имеет право на пособия – но для их оформления надо ехать по месту прописки, и стоимость билетов оказывается больше, чем все деньги, которые она сможет получить. Отец ребенка обычно исчезает во время беременности или опасен для женщины и младенца. Иногда ей еще надо продолжать содержать семью на родине – пожилых родителей, старших детей. Если она просто заберет ребенка и выйдет с ним из роддома, ей будет некуда пойти: нет работы – нет съемного жилья (в лучшем случае – комнаты, в худшем – койко-места), нечего послать семье, нечего есть.
Немало женщин отказываются от ребенка, предполагая, что в таком случае его усыновят и он не будет голодать и бедствовать, он будет в безопасности. Они отказываются, чтобы обеспечить ребенку, как им кажется, лучшую жизнь.
Кроме материальных причин, есть и психологические. Среди женщин, отказывающихся от ребенка, почти все имеют очень сложные и тяжелые отношения с собственными родителями. Немало отказниц – выпускницы детского дома. Их самих когда-то поместили в учреждение, они в нем выросли – чего же необычного в том, что они считают нормальным? У многих родители пили или были опасны для детей. Многие пострадали от партнеров. Им не к кому обратиться за поддержкой, они не доверяют людям, не чувствуют в себе силы быть мамой своему ребенку, заботиться о нем и защищать его.
Почему же они попадают в эту ситуацию – рождения нежеланного ребенка? Потому, что не умеют предохраняться (никто их не учил, а сексуального воспитания у нас нет; иногда их специально держали в неведении, чтобы “не развращать”), потому что на сексе без предохранения настаивает партнер, потому что ребенок появился в результате изнасилования, потому что на аборт не было денег. Иногда бывает, что ребенок желанный, но за время беременности партнер успевает передумать или просто исчезает, и женщина остается одна без поддержки в кризисном состоянии.
И даже в такой сложной ситуации, с неопределенной перспективой и множеством проблем примерно каждая вторая женщина передумает, если предложить ей помощь. Иногда достаточно вовремя поговорить, провести “инвентаризацию ресурсов”, чтобы женщина передумала. Иногда достаточно комплекта вещей на выписку и нескольких пачек памперсов. Иногда нужна более длительная и сложная помощь – продуктами, вещами, услугами юриста и психолога, поддержкой волонтеров-кураторов. Иногда необходим приют для мам с детьми, где молодая мама сможет прийти в себя и простроить план дальнейшей самостоятельной жизни с помощью психолога. Мамы, с которыми мы работаем, нередко проявляют большую энергию, смелость и изобретательность, чтобы остаться со своим ребенком, прокормить и воспитать его.
…Последняя женщина, которая сказала мне, что осуждала “таких матерей”, но написала согласие на усыновление, вернулась через месяц и забрала ребенка домой. Я до сих пор храню ее карточку с надписью “N.N., мальчик, 3300 г”, которую мне дали в регистратуре и которую я случайно забыла ей отдать. Надеюсь, у них все хорошо.
Проект “Профилактика отказов от новорожденных” сотрудничает с 6 родильными домами г. Москвы и Московской области. После получения сигнала о потенциальном отказе в течение нескольких часов в роддом выезжает психолог. Он беседует с женщиной, выясняет причины отказа, предлагает вместе рассмотреть разные варианты решения проблемы и принять взвешенное решение, рассказывает о возможной помощи от фонда и других профильных организаций. Примерно в 50–60% случаев оказывается, что женщина на самом деле хочет оставить ребенка. Вы можете помочь мамам сохранить своих детей, сделав пожертвование на сайте фонда, в назначении платежа указав “Профилактика социального сиротства”.
www.otkazniki.ru
Другая жизнь. Отказнички (25 фото)
После гериатрического дома вторым местом, куда мы с волонтерами отправились делать репортаж, стали два отделения 5-й городской больницы Севастополя – ИБОНиН и детская реанимация. Как и во многих родильных домах и больницах страны здесь есть особенные пациенты. В общем-то ничем не отличающиеся от всех остальных рождающихся или находящихся здесь деток. Кроме одного – у них нет родителей. Вернее, как правило, они есть, только эти детки им не нужны.
Отказнички.
Так называют таких детей сами работники больницы.
2. ИБОНиН расшифровывается как инфекционно-боксированное отделение новорожденных и недоношенных. Работают здесь врачи-неонатологи или микропедиатры – люди, которые первыми приходят на помощь детям от рождения и до 1 месяца.
3. В ИБОНиН лежат мамы с новорожденными детьми, а также мамы с детьми, которым по показаниям необходимо находится под присмотром врачей и получать лечение.
4. В отделении есть палата с особенными пациентами – как раз теми, кто ничем не отличается от других новорожденных, кроме одного. Только появившись на свет, они стали не нужны своим родителям.
Этот мальчик родился за неделю до нашего прихода. Его мать фактически выпроводили из отделения, т.к. она ни разу не брала и не просила принести своего новорожденного ребенка, используя отделение лишь как возможность спать в чистоте и питаться. Выписавшись, ребенка (совершенно нормального и здорового) она забирать не пожелала.
6. Эта хорошенькая и совершенно здоровая девочка с очень похожей судьбой. Вообще, со слов медицинского персонала этого отделения, бывает так, что маме просто негде жить, некуда нести своего ребенка. Или нет средств на то, чтобы его выкормить. Неимущая мать-одиночка, живет случайными заработками, отец ребенка бросил ее еще на середине срока беременности, нет никаких родственников или крыши над головой. Как результат – безысходность, слабость и отсюда – отказ. Иногда это дети малолетних мам и, зачастую, крепкие и здоровые младенцы
7. Основная проблема больницы с такими детьми в том, что эти дети как бы “бесхозные” и на балансе государства не стоят. Они есть физически, но документально их еще нет. То есть, у них нет статуса сироты, нет постоянного места жительства – Дома малютки. Поэтому “содержания” по бухгалтерским документами здравоохранения им не полагается. Как и не полагается питания, лекарств, пеленок и подгузников. Когда они достигают возраста 1 месяц, их переводят в Дом малютки. А до того времени – врачи вынуждены либо распределять на таких деток то, что есть в наличии в отделении (а как правило распределять нечего), либо надеяться на помощь благотворительных организаций, меценатов и волонтеров. Часто помогают памперсами, элементарными предметами и детским питанием лежащие здесь же мамы со своими детьми.
8. У новорожденных здоровых детей есть большие шансы не оказаться в детском доме, несмотря на то, что их не забрали родные родители. На сегодняшний день желающих усыновить новорожденного малыша очень много – это семьи, которые не могут иметь детей и иностранцы. Но все же, это не кровные родители. Очень тяжело осознавать, что кровным родителям эти дети лишь обуза.
9. Этажом ниже ИБОНиН, в 5-й севастопольской больнице другое детское отделение. И здесь тоже есть та самая “особая палата”.
10. В этом отделении находятся отказнички до года. Но они сюда попадают не из ИБОНиН. Их привозят из города – обследовать и решать, что делать дальше, или лечить, если такое лечение необходимо. Это дети, которых у неблагополучных родителей отбирают социальные службы. Некоторые родители уже могут быть лишены родительских прав, некоторые еще нет.
11. По словам заведующей отделением, дети здесь тоже довольно часто здоровые и нормальные. Вот только родителям они не нужны. Хоть и не всегда. Бывают случаи, когда за отобранным ребенком мать таки возвращается. Пройдя семь кругов чиновничьего ада, доказав десяткам людей свое желание и возможность полноценно растить и воспитывать своего ребенка. И воспитывают, кардинально меняя свой образ жизни.
12. Очень запомнились одни слова, оброненные кем-то из персонала в отделении – отказнички, давно находящиеся в отделении обычно не плачут. Если сравнивать с теми детьми, у которых есть мама – то вообще не плачут. Как будто плач и крик – это способ общения с мамой, привлечение к себе внимания. А тут они как будто понимают, что звать некого. Поэтому не плачут. Тихо так лежат.
И еще замирают, не шевелятся, когда их берут на руки, может быть ожидая, что их с этих рук уже не выпустят.
13. Мама для этих детей – заведующая, старшая сестра и дежурные девочки-медсестры.
14. В палате четыре места. В палате четыре конвертика. Здесь карточку с именем и данные о ребенке не привязывают к кроватке – ее вставляют в красивые нарисованный конвертик. Сегодня два конвертика пустые. Хочется, чтобы пустыми были все четыре
15. Детская реанимация. В каждой детской больнице есть это отделение. Туда поступают самые тяжелые дети, которые находятся на грани жизни и смерти. Причем возраст их различен – это может быть и младенец после родов, который еще не научился дышать, так и 13-14 летний подросток, попавший в беду. Врачи реаниматологи сопровождают тяжелых детей на лечение в другие больницы, дежурят по всем отделениям и приходят на помощь в случае остановки маленьких сердец.
16. Как и чем лечат? С помощью аппаратуры полувекового возраста, лекарств, которые удалось выбить и доброго слова. Если у ребенка есть родители, которые могут приобрести необходимые лекарства – то это хорошо. А если не могут, то… родители идут по миру с протянутой рукой и просят подарить жизнь их ребенку, которая зависит от денег. И остается уповать только на профессионализм врачей и Божью помощь
17. Детки-отказники в этом отделении несчастны во всех смыслах этого слова. Если у здоровых деток есть шансы обрести свою семью, то у этих таких шансов почти нет…
18. У этой девочки сложный диагноз и неестественно подвернутая правая ножка, которая не имеет сустава и не разгибается, а также нет носовой перегородки. Ее мама ушла из роддома, оставив свою дочь в реанимационном отделении. Больше ее в больнице не видели.
19. Врачи, как могут, стараются сохранить жизнь этому ребенку и несмотря ни на что, будут бороться за жизнь этого ребенка – делать операции по исправлении ножки и восстановлению носовой перегородки, которая отсутствует у ребенка с рождения
20. Жизнь другой девочки зависит только от сложного оборудования, способного искусственно поддерживать жизнедеятельность организма. Обычно здесь находятся недоношенные детки. Но эта девочка родилась почти в срок. Вот только весит она 1 кг 70 грамм.
21. Она – второй ребенок в двойне. И всю беременность служила, как говорят врачи, донором для второго, родившего здоровым, ребенка. Оттого и такой аномально малый вес.
22. Маленькая ручка сжата в кулачок, ребенок борется и, наверное, надеется. Но его мать забрала только здорового ребенка
23. Но справедливости ради следует сказать, что не все родители такие черствые к новорожденным детям, у которых проблемы со здоровьем. В отделении реанимации практически всю свою жизнь – а это больше года – находится Анна-Мария, которой врачи поставили страшный диагноз – гидроцефалия. И все это время рядом с ней находится ее мама, жизнь которой изменилась с рождением дочери. Вот как бывает – в совершенно нормальной семье родился ребенок с тяжелым диагнозом. Но никто от него не отказался, никто его не оставил в больнице. Понимая, что шансы на полное выздоровление равны сотым долям процентов, родители и на лечение за границей сумели собрать деньги, и даже несмотря на то, что ребенок 18-й день находится в состоянии комы после клинической смерти, ее мама здесь, в реанимационной палате. Рядом с дочерью.
24. Для мамы Анны-Марии этот экран – чуть ли не единственное средство общения со своим ребенком.
25. Очень хочется, чтобы у родителей, оставляющих своих детей неважно где – в роддоме, больнице или просто на улице – в голове включалась такая же надпись, как на входе в детскую реанимацию.
Источник: aquatek-filips.livejournal.com
fishki.net
количество социальных сирот в России
Говорят, что дети – цветы жизни. Однако для некоторых граждан их воспитание является обузой. Они бросают на произвол судьбы своих отпрысков. Статистика брошенных детей отображает суровую действительность современного общества.
Социальные сироты
Несовершеннолетние лица, оставшиеся без опеки родителей, относятся к категории социальных сирот. Малышей обычно оставляют в медицинских или образовательных заведениях. Родители оформляют официальный отказ сразу после рождения малыша или спустя какое-то время. Иногда их просто «забывают» без надлежащего оформления документов.
Что толкает родителей на отказ
Каждый человек однажды задает вопрос – почему бросают детей? Причин несколько:
- Брошенный ребенок родился в неблагополучной семье. Родители страдают алкоголизмом или являются наркозависимыми.
- Малыш имеет серьезную патологию. Не каждая девушка согласится посвятить себя больному или неполноценному ребенку.
- Новорожденный оказался нежеланным. Мама не уверена, что сможет обеспечить ему нормальное существование. Брошенные дети попадают в детдом. Если мама школьница, то ей так поступить советуют родители. Иногда беременеют одинокие женщины, которые нацелены на устройство личной жизни или построение карьеры.
Как живут брошенные дети
Ежегодно родители оставляют от 30 до 50 тыс. малышей. Статистика брошенных детей представлена бывшим омбудсменом П. Астаховым. Судьба отказников складывается по-разному. Если после отказа ребенок будет усыновлен адекватными родителями, то можно сказать, что его жизнь сложилась. Новая семья защитит и воспитает малыша.
Однако так везет не всем. Чаще брошенные родителями дети остаются жить в детском доме. Такие малыши сталкиваются с суровой реальностью.
Если ребенок оказался в госучреждении на временном размещении «по заявлению родителей», то их называют «родительскими детьми». Обычно малышей передают на обеспечение государства одинокие матери или многодетные семьи. Родители планируют оставить малыша в приюте на полгода. Однако он часто там живет годами.
В банке данных сирот «дети по заявлению» не значатся. Следовательно, их никто не может принять в семью.
У несовершеннолетнего субъекта формируется синдром брошенного ребенка. Он чувствует свою ненужность, беззащитность. Впоследствии такие люди становятся замкнутыми, никому не доверяют и враждебно настроены к окружающему миру.
Жизнь в детдоме
Никто не хочет менять родной дом на детский. Из-за предательства родных и близких маленький человек может обозлиться на весь мир. В случившемся детдомовец часто винит себя. У него развивается низкая самооценка. Ребенок считает, что мама оставила его из-за плохого поведения.
В приюте многое зависит от воспитателей брошенных детей. Они могут положительно повлиять на дальнейшую судьбу воспитанников. Однако позже психология брошенного ребенка может претерпеть изменения.
Большинство брошенных в детдоме малышей испытывают трудности в построении семьи. Адаптация к самостоятельной жизни проходит не просто. Статистика брошенных детей России показывает, что только 10% из них это удается. Остальные выходцы детских домов:
- алкоголики или наркоманы – 40%;
- имеют проблемы с законом – 40%;
- заканчивают жизнь самоубийством – 10%.
Брошенные в роддоме малыши
Брошенные в роддоме дети уже с первых дней остаются без любви и попечения родителей. На их долю приходится 1 % от общего количества новорожденных. Таких детей на произвол судьбы обычно оставляют одинокие матери. Их называют отказниками.
Статистика брошенных детей в России за 2017 год показывает, что в стране по-прежнему актуальна проблема «отказничества» матерей из числа трудовых мигрантов.
Иногда отказаться от крохи маме рекомендуют врачи. Например, если у младенца очевидные врожденные отклонения. Практически у каждого 100 новорожденного присутствует генетическое заболевание. В 2017 году больными родились 528,5 тыс. младенцев. Врожденные аномалии выявили у 3,1 тыс. (5,8%).
Брошенные в роддоме дети лишены материнской заботы. Впоследствии страдают их собственные потомки. Они не могут им дать то, чего сами не получили в детстве.
Если мама печется о будущем младенца, то заявление нужно подать сразу в родильном доме. Его передадут в органы опеки. Первые 28 дней малыш будет в детской больнице, позже попадет в приют. Члены семьи могут стать опекунами брошенного ребенка. Мама может восстановить свои права в течение полугода с момента отказа.
Отказники в больнице
Домом для брошенных детей становятся не только специализированные учреждения. В России имеются и «дети больниц».
Почему брошенные малыши находятся в больнице? Перед тем как отправиться в сиротское учреждение им предстоит пройти обследование. Оно длится от недели до месяца. Иногда процедура затягивается до полутора лет. Государство обеспечивает пациентов питанием и витаминами. Однако никто не заботиться о воспитании малыша, с ним некому гулять. Отказники заперты в палате и представлены сами себе.
Что может быть страшнее
Статистика брошенных детей показывает, что иногда младенцев находят запертыми в квартире, оставленными в парке, на улице и даже в мусоре. Вот несколько примеров:
- Тело младенца в полиэтиленовом пакете обнаружила в мусорном баке жительница Гвардейска.
- Новорожденного в мусорном баке нашел бездомный из Нижнекамска.
Иногда «мамочки» выбрасывают свое дитя в окно. Так поступила 15-летняя жительница Тульской области в конце 2017 года. К счастью, малыша своевременно нашли. Что может быть страшнее?!
Кто помогает отказникам
Сегодня помощь брошенным детям – забота сотрудников органа опеки. Они занимаются устройством отказников в госучреждения и последующей передачей их в приемные семьи.
Дополнительно брошенным детям в России помогают благотворительные фонды – «Измени одну жизнь», «Расправь крылья!».
Брошенные звездные дети
Драмы в звездных семьях обычно вызывают повышенный интерес со стороны общества. Брошенные дети актеров – давно уж редкость. Примеры – Л. Шукшина и дочь А. Воронина, Л. Гурченко и М. Королева, С. Светличная и сын А. Ивашов.
Кинематограф о сиротах
Истории брошенных детей стали сюжетами для многих интересных фильмов. Сюда относится кинолента «Малыш» (1921), «Бумажная луна» (1973), «Замри, умри, воскресни» (1989), «Сын» (2014).
Также можно посмотреть «Невидимые дети» (2005), «Итальянец» (2005) и «Декабрьские мальчики» (2007). Фильмы про брошенных детей заставляют задуматься об их судьбе.
Среди мелодрам можно отметить киноленту «Брошенный Ребенок» (2004), «Моя мама Снегурочка» (2007) и «Свои дети» (2007). Киноленты отображают жизненные трагедии подростков.
Наверняка многие женщины смотрели сериал о брошенных детях «Подкидыши». Он наглядно показывает образец материнской любви и/или ее отсутствия. Зрителям предоставлена возможность пережить 12 историй про брошенных детей и их мам, прочувствовать вместе с ними счастье обретения и горечь потерь.
Не менее интересной является телепередача «Пусть говорят». Брошенные дети периодически рассказывают о своей судьбе, проблемах, желании найти биологических родителей. Их рассказы никого не оставляют равнодушным, как и слова из стихотворения:
– «Как трудно малышу понять, что маме он уже не нужен».
Заключение
В федеральной базе данных сирот зарегистрировано рекордно низкое количество малышей. Однако всегда есть те, кто не попал в базу данных. Многих отказников мамы даже не оформили надлежащим образом, лишив их права на новую семью.
Автор публикации
не в сети 11 Часы работы
Олег
Комментарии: 127Публикации: 807Регистрация: 01-03-2017vawilon.ru
Другая жизнь. Отказнички – Это интересно!
ЖЖ-пользователь aquatek-filips пишет в своем блоге: После гериатрического дома вторым местом, куда мы с волонтерами отправились делать репортаж, стали два отделения 5-й городской больницы Севастополя – ИБОНиН и детская реанимация. Как и во многих родильных домах и больницах страны здесь есть особенные пациенты. В общем-то ничем не отличающиеся от всех остальных рождающихся или находящихся здесь деток. Кроме одного – у них нет родителей. Вернее, как правило, они есть, только эти детки им не нужны.
Отказнички.
Так называют таких детей сами работники больницы.
(25 фото)
1.
2. ИБОНиН расшифровывается как инфекционно-боксированное отделение новорожденных и недоношенных. Работают здесь врачи-неонатологи или микропедиатры – люди, которые первыми приходят на помощь детям от рождения и до 1 месяца.
3. В ИБОНиН лежат мамы с новорожденными детьми, а также мамы с детьми, которым по показаниям необходимо находится под присмотром врачей и получать лечение.
4. В отделении есть палата с особенными пациентами – как раз теми, кто ничем не отличается от других новорожденных, кроме одного. Только появившись на свет, они стали не нужны своим родителям.
5. Причин этому много. Часто это дети антисоциальных элементов – бомжей, проституток, наркоманов. И вопреки устоявшемуся мнению, по словам врачей отделения, эти дети не всегда имеют какие то крайние степени отклонений и болезней. Просто они не нужны. Бывают дети и от обычных, нормальных, с общепризнанной точки зрения, родителей (с точки зрения социальной роли). Просто их мамы и папы не имеют желания или возможности забирать и воспитывать своих детей.
Этот мальчик родился за неделю до нашего прихода. Его мать фактически выпроводили из отделения, т.к. она ни разу не брала и не просила принести своего новорожденного ребенка, используя отделение лишь как возможность спать в чистоте и питаться. Выписавшись, ребенка (совершенно нормального и здорового) она забирать не пожелала.
6. Эта хорошенькая и совершенно здоровая девочка с очень похожей судьбой. Вообще, со слов медицинского персонала этого отделения, бывает так, что маме просто негде жить, некуда нести своего ребенка. Или нет средств на то, чтобы его выкормить. Неимущая мать-одиночка, живет случайными заработками, отец ребенка бросил ее еще на середине срока беременности, нет никаких родственников или крыши над головой. Как результат – безысходность, слабость и отсюда – отказ. Иногда это дети малолетних мам и, зачастую, крепкие и здоровые младенцы
7. Основная проблема больницы с такими детьми в том, что эти дети как бы “бесхозные” и на балансе государства не стоят. Они есть физически, но документально их еще нет. То есть, у них нет статуса сироты, нет постоянного места жительства – Дома малютки. Поэтому “содержания” по бухгалтерским документами здравоохранения им не полагается. Как и не полагается питания, лекарств, пеленок и подгузников. Когда они достигают возраста 1 месяц, их переводят в Дом малютки. А до того времени – врачи вынуждены либо распределять на таких деток то, что есть в наличии в отделении (а как правило распределять нечего), либо надеяться на помощь благотворительных организаций, меценатов и волонтеров. Часто помогают памперсами, элементарными предметами и детским питанием лежащие здесь же мамы со своими детьми.
8. У новорожденных здоровых детей есть большие шансы не оказаться в детском доме, несмотря на то, что их не забрали родные родители. На сегодняшний день желающих усыновить новорожденного малыша очень много – это семьи, которые не могут иметь детей и иностранцы. Но все же, это не кровные родители. Очень тяжело осознавать, что кровным родителям эти дети лишь обуза.
9. Этажом ниже ИБОНиН, в 5-й севастопольской больнице другое детское отделение. И здесь тоже есть та самая “особая палата”.
10. В этом отделении находятся отказнички до года. Но они сюда попадают не из ИБОНиН. Их привозят из города – обследовать и решать, что делать дальше, или лечить, если такое лечение необходимо. Это дети, которых у неблагополучных родителей отбирают социальные службы. Некоторые родители уже могут быть лишены родительских прав, некоторые еще нет.
11. По словам заведующей отделением, дети здесь тоже довольно часто здоровые и нормальные. Вот только родителям они не нужны. Хоть и не всегда. Бывают случаи, когда за отобранным ребенком мать таки возвращается. Пройдя семь кругов чиновничьего ада, доказав десяткам людей свое желание и возможность полноценно растить и воспитывать своего ребенка. И воспитывают, кардинально меняя свой образ жизни.
12. Очень запомнились одни слова, оброненные кем-то из персонала в отделении – отказнички, давно находящиеся в отделении обычно не плачут. Если сравнивать с теми детьми, у которых есть мама – то вообще не плачут. Как будто плач и крик – это способ общения с мамой, привлечение к себе внимания. А тут они как будто понимают, что звать некого. Поэтому не плачут. Тихо так лежат.
И еще замирают, не шевелятся, когда их берут на руки, может быть ожидая, что их с этих рук уже не выпустят.
13. Мама для этих детей – заведующая, старшая сестра и дежурные девочки-медсестры.
14. В палате четыре места. В палате четыре конвертика. Здесь карточку с именем и данные о ребенке не привязывают к кроватке – ее вставляют в красивые нарисованный конвертик. Сегодня два конвертика пустые. Хочется, чтобы пустыми были все четыре
15. Детская реанимация. В каждой детской больнице есть это отделение. Туда поступают самые тяжелые дети, которые находятся на грани жизни и смерти. Причем возраст их различен – это может быть и младенец после родов, который еще не научился дышать, так и 13-14 летний подросток, попавший в беду. Врачи реаниматологи сопровождают тяжелых детей на лечение в другие больницы, дежурят по всем отделениям и приходят на помощь в случае остановки маленьких сердец.
16. Как и чем лечат? С помощью аппаратуры полувекового возраста, лекарств, которые удалось выбить и доброго слова. Если у ребенка есть родители, которые могут приобрести необходимые лекарства – то это хорошо. А если не могут, то… родители идут по миру с протянутой рукой и просят подарить жизнь их ребенку, которая зависит от денег. И остается уповать только на профессионализм врачей и Божью помощь
17. Детки-отказники в этом отделении несчастны во всех смыслах этого слова. Если у здоровых деток есть шансы обрести свою семью, то у этих таких шансов почти нет…
18. У этой девочки сложный диагноз и неестественно подвернутая правая ножка, которая не имеет сустава и не разгибается, а также нет носовой перегородки. Ее мама ушла из роддома, оставив свою дочь в реанимационном отделении. Больше ее в больнице не видели.
19. Врачи, как могут, стараются сохранить жизнь этому ребенку и несмотря ни на что, будут бороться за жизнь этого ребенка – делать операции по исправлении ножки и восстановлению носовой перегородки, которая отсутствует у ребенка с рождения
20. Жизнь другой девочки зависит только от сложного оборудования, способного искусственно поддерживать жизнедеятельность организма. Обычно здесь находятся недоношенные детки. Но эта девочка родилась почти в срок. Вот только весит она 1 кг 70 грамм.
21. Она – второй ребенок в двойне. И всю беременность служила, как говорят врачи, донором для второго, родившего здоровым, ребенка. Оттого и такой аномально малый вес.
22. Маленькая ручка сжата в кулачок, ребенок борется и, наверное, надеется. Но его мать забрала только здорового ребенка
23. Но справедливости ради следует сказать, что не все родители такие черствые к новорожденным детям, у которых проблемы со здоровьем. В отделении реанимации практически всю свою жизнь – а это больше года – находится Анна-Мария, которой врачи поставили страшный диагноз – гидроцефалия. И все это время рядом с ней находится ее мама, жизнь которой изменилась с рождением дочери. Вот как бывает – в совершенно нормальной семье родился ребенок с тяжелым диагнозом. Но никто от него не отказался, никто его не оставил в больнице. Понимая, что шансы на полное выздоровление равны сотым долям процентов, родители и на лечение за границей сумели собрать деньги, и даже несмотря на то, что ребенок 18-й день находится в состоянии комы после клинической смерти, ее мама здесь, в реанимационной палате. Рядом с дочерью.
24. Для мамы Анны-Марии этот экран – чуть ли не единственное средство общения со своим ребенком.
25. Очень хочется, чтобы у родителей, оставляющих своих детей неважно где – в роддоме, больнице или просто на улице – в голове включалась такая же надпись, как на входе в детскую реанимацию.
daypic.ru
Репортаж из палаты для отказников
В прошлом году страну облетела шокирующая новость: молодая мама из Мачулищей выкинула свою дочку в мусоропровод. Наши медики сумели спасти крохотную Владу от физических травм, но как защитить ребенка от травмы эмоциональной — ужаса одиночества? Долгие дни в палате Минской центральной районной больницы девочка провела без мамы. Никто не качал ее на руках, не смотрел, как малышка гулит, не целовал в пухлые щечки, не гладил с любовью по голове, не приходил по ночам, когда она плакала от страха и обиды… И таких детей в одной только Минской ЦРБ каждый месяц около десяти. Они остаются в одиночестве не потому, что у врачей нет для них нежности и сострадания, а потому, что у медиков банально не хватает времени. Рабочий график с десятками, а то и сотнями медицинских манипуляций в день не предусматривает часов на укачивание на руках сирот и отказников, которые стали не нужны собственным родителям. Спасительную миссию в этой непростой ситуации взял на себя белорусский Красный Крест. Проект под названием «Няня вместо мамы» уже начал работать в больницах Гродненской области и вот-вот запустится в Минской. Как справляются с одиночеством дети, которых оставили родители, читайте в нашем репортаже. Если коротко, то ответ такой: никак.
— Хорошо помню свой первый рабочий день. Я пришла в восемь утра, входная дверь открылась, и я услышала, как двое детей плачут, зовут маму. Это был раздирающий крик. Оказалось, двух мальчиков экстренно изъяли из семьи. Старший братик (ему было чуть больше года) кричал, наверное, всю ночь, у него уже охрип голос, но он все равно продолжал звать маму. Помню картинку: медсестра пытается их успокоить, заболтать, крутится вокруг них, хочет дать что-нибудь вкусненькое, но это не помогает. Двое малышей в 11-й палате стоят в колыбельках, держатся за перегородки и в унисон зовут: «Мама-а-а, мама-а-а!» Я чуть не расплакалась, так это за сердце берет. Мальчиков привезли в больницу сразу после изъятия из семьи, ночью, и в течение трех суток они отказывались есть и даже пить. Я тогда еще не знала, что такие дети поступают к нам в отделение. Пришел к ребенку, полечил, рядом мама, папа, бабушка, дедушка — такая ситуация понятна, так нас учили. Но нас в университете не готовили к тому, что ты приходишь, а этот ребенок не нужен родителям! Но они ему очень нужны, как и ласка, забота, — говорит врач-педиатр, и. о. заведующего педиатрическим отделением Минской центральной районной больницы Анастасия Глаз.
Сегодня палата номер 11 пустует — тот редкий случай, когда в больничных колыбельках нет ни одного сироты младше трех лет. Анастасия как будто извиняется перед журналистами за это: простите, нет трогательных грудничков для вашего сюжета. Слушайте, да пусть журналисты всегда остаются без такого сюжета, лишь бы дети были рядом с родителями, лишь бы их обнимали и гладили любящие руки, лишь бы они не знали, что это такое — кричать в ночи, когда никто не придет!
— Помните девочку Владу, которую мама выбросила в Мачулищах в мусоропровод? Малышка лежала у нас, в этой самой палате. Мы оформляли документы для передачи в опекунскую семью. Острый лечебный период девочка провела в Минской детской областной больнице, а затем ее перевели к нам. Вот тут была ее колыбелька, как сейчас помню. Эти игрушки мы повесили специально для девочки. У Влады было переохлаждение и тяжелые травмы из-за того, что она летела с седьмого этажа и постоянно ударялась о стенки мусоропровода. Но девочке повезло: мусорные баки были полные, она упала на мягкий мусор и выжила. Мы проводили всю необходимую физическую реабилитацию: массажи, консультации неврологов, медикаментозная поддержка. В итоге ее забрали в семью, все закончилось хорошо. Но. Я наблюдала эту девочку и хорошо помню, как проводила обход. Влада вела себя тихо, спокойно, играла сама с собой. Когда к ней заходили, так улыбалась! У нее прямо глазки сразу начинали светиться! Было видно, как ей не хватает общения. Медсестры общались с ней, когда кормили и переодевали. Но это 15—20 минут, а дальше? Она на два часа до следующего кормления оставалась одна. Я зайду ее проведать, поговорю с ней, но это тоже недолго. Она не могла осознавать своего положения в силу возраста, но у этой малютки были такие умные глаза, что мне казалось: она все прекрасно понимает. Столько грусти было в этих глазах…
По словам Анастасии, каждый месяц в ее отделение попадает от семи до десяти детей с непростой судьбой — сирот, детей из социально-педагогического центра и младенцев, от которых матери отказались в роддоме. В какой ситуации детей изымают из семьи и везут в больницу? В прошлом месяце, например, доставили мальчиков, которые не ели три (!) дня. Еще частый случай — это бронхит и пневмония. Малыши просто замерзают, оставленные родителями в неотапливаемом доме. В таком случае детей на время помещают в социально-педагогический центр, а родителям дается шесть месяцев, чтобы изменить свою жизнь: обустроить жилище, найти работу, завязать с алкоголем. Затем комиссия решит, сохранять родительские права или нет. В больницу детей привозят, чтобы исключить опасные заболевания, собрать необходимые медицинские документы или провести лечение. В Минской центральной районной больнице целых две палаты для таких детей.
— Эти мальчики и девочки в три года не умеют держать ложку, в пять лет — писать буквы, даже карандаш в руках держать не могут. Учить ребенка обращаться с ложкой и показывать, как правильно жевать, — для этого нам не хватает рук. Представьте, зимой в отделении обычно под 40 человек, и всем необходима медицинская помощь, которую мы обязаны оказать. Как тут все успеть?.. Кроме того, в первые дни после изъятия из семьи дети испытывают сильнейший стресс. Им нужна психологическая поддержка и забота, а медсестра не может приходить каждые две минуты, чтобы обнять и успокоить. Помню, когда я еще была здесь в интернатуре, садилась в обеденный перерыв и читала детям сказки, пока они не заснут. Но реальность такова, что в рабочем ритме никто не станет читать сиротам сказки. Поэтому мы очень рады, что Красный Крест готов предоставить нам няню. Мы прямо воодушевились! Сейчас некому вывести малышей на прогулку, взять за ручку и сводить на процедуры. А деткам до года так важен тактильный контакт! Для этого нужен отдельный человек: поднять на ручки, погулить с ними. Часто к нам поступают детки 6—7 месяцев, и неврологи ставят им задержку развития, но это просто следствие социальной дезадаптации. Детьми никто не занимался! Естественно, они не будут ходить в год, а начнут в два. Но это не их вина. Или вот детки 6—7 лет — в летние каникулы ими тоже нужно заниматься: читать, рисовать, лепить, раскрывать способности. Так что няня нам очень нужна! Она могла бы заменить маму.
Прямо сейчас в больнице восемь детей, которые остались без родителей. Семеро из них попали сюда через социально-педагогический центр, а это означает, что их семьи официально в «социально опасном положении». Тем не менее мамы и папы не лишены родительских прав. Поэтому мы не можем снимать их лица и рассказывать истории. А вот пятилетний Сережа — сирота из детского дома в Ждановичах. Он заболел и оказался в больнице. Один. И статистика беспощадна к этому русоволосому мальчику с большими глазами: в Минской ЦРБ еще ни разу не усыновляли детей старше года. А Сереге уже «целых» пять.
— Он очень хороший малыш, такой самостоятельный, сам за собой смотрит! И все-таки видно, как ему не хватает внимания и заботы, которые мама дает сыну: Сережа не очень хорошо разговаривает, неуверенно держит ложку. Как невидимка, он ходит здесь по коридору, — описывает маленького пациента Анастасия Глаз. — Такой замечательный, нежный мальчик, он очень любит обниматься и трущить печеньки (улыбается. — Прим. Onliner.by). Здесь, в больнице все его подкармливают. Врачам и медсестрам жалко Сережу, мы стараемся помочь ребенку, принести хотя бы какую-то маленькую радость. Поэтому даем печеньки, конфетки. Но на самом деле ему не это нужно. Когда к другим детям приходят родители, Сережа очень тяжело это переживает. Его ведь никто не навещает, а ему хочется обычной человеческой ласки. Помню, к одному мальчику приходила бабушка, увидела Сережу, который один сидел на скамеечке, и говорит: «Иди и ты сюда, садись ко мне на коленки». Обняла его. Это была минута радости для парня. Вот бы каждый день приходила няня и обнимала Сережу!
Удивленный вниманием журналистов, Сережа засмущался и не сразу понял, чего хотят от него эти взрослые. «Зайка, покажи, как ты собираешь кубики». А, ну теперь-то другое дело: они хотят со мной поиграть! Другие дети уже в год или два прекрасно знают, что такое смартфоны и селфи, и прекрасно понимают, когда их фотографируют. Но не этот малыш. Он так и не понял, что его изображение появилось на большом экране. Когда мы ушли из палаты, Сережа сначала спокойно сидел один, а потом вдруг заплакал. «Что случилось, зайка?» Даже несмотря на неразборчивую речь маленького Сережи, мы очень четко услышали ответ: «Меня оставили». Черт, слушать такое и понимать свое бессилие — невыносимо!
— Проект «Няня вместо мамы» создан для того, чтобы сделать сострадание, милосердие и сочувствие вполне реальными, облечь в земную форму. Вы просто представьте, какой это стресс для маленького ребенка: он оказывается в больнице совершенно один, разлученный со своей семьей, и не понимает, что происходит. Ребенок никогда не должен чувствовать, что он одинок. И это понимают окружающие. Больницу посещали прихожане из церкви, монашки, просто чтобы посидеть с сиротами. Но эти люди приходят и уходят, а нам нужен человек на постоянной основе. Поэтому мы открыли вакансию няни. В Гродно такие няни работают в детских больницах уже больше года, пора и Минску подключаться. Мы ищем женщину, которая сможет отдавать часть себя, а не просто приходить и отбывать время. Няню для Красного Креста мы будем выбирать так, как если бы выбирали для собственных детей. Да, мы предлагаем совсем скромную зарплату. Но в Красный Крест всегда приходят особые люди — небезучастные, готовые отдавать, проявлять милосердие, воспринимать чужую боль, как свою. Мы держимся на волонтерах, — подчеркивает председатель Минской районной организации Красного Креста Наталья Митилович. — Мы рады, что начинаем наш проект с Минской центральной районной больницы. Очень приятно сотрудничать с коллективом во главе с Гариком Барсамяном. Слушайте, мы далеки от того, чтобы заниматься пустой лестью, и хотим сказать: здесь работают действительно открытые, сердечные люди! Наша идея попала на благодатную почву. В больнице скоро откроется новый корпус с игровой комнатой — и появление няни будет долгожданным.
— Последнее, что я хочу сказать: реализация даже самых лучших идей невозможна без финансовой платформы. Благодаря проекту «Няня вместо мамы» у нас появилась возможность стартовать. Ну а дальше благодаря неравнодушным людям, волонтерам Красного Креста мы сможем расширять проект, развивать его, работать дальше. У нас много подобных идей, которые требуют финансовых вложений, а еще поддержки и простого человеческого понимания, — вздыхает сотрудница Красного Креста. — Тех, кому нужна помощь, гораздо больше, чем наших волонтеров. Не хватает кадров, людей, которые готовы выполнять такую работу. Можно не видеть, не замечать проблему раз, другой, но рано или поздно она постучится к тебе. Поэтому любая помощь нам очень важна.
Редакция Onliner.by обращается к своим читателям с просьбой о помощи. Сереже и другим детям очень нужна няня! Поддержать проект Белорусского Общества Красного Креста «Няня вместо мамы» вы можете несколькими способами.
Первый — с помощью кнопки «Пожертвовать» на официальном сайте общества redcross.by. Все поступившие до 30 сентября 2017 года онлайн-пожертвования будут направлены на реализацию проекта «Няня вместо мамы».
Второй — через ЕРИП. Для этого нужно выбрать в дереве ЕРИП «Общественные объединения», «Помощь детям, взрослым», «Белорусский Красный Крест», «Секретариат Красного Креста», «Благотворительный взнос», код акции «Няня вместо мамы» 9017. Все средства, поступившие по этому коду, будут направлены только на реализацию этого проекта.
Третий — через WebPay на сайте проекта «Имена», который организовал сбор средств.
Читайте также:
Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. [email protected]
people.onliner.by
отказники малыши, брошеные дети в роддомах и больницах (+ фото)
Многие люди уверены, что ребенок не будет счастлив с матерью, которая однажды его бросила. Президент благотворительного фонда “Волонтеры в помощь детям-сиротам” Елена Альшанская, работающая с такими мамами, уверена: большинство из них – не чудовища, а люди, которым нужно протянуть руку помощи.
Елена Альшанская. Фото: otkazniki.ru
Елена Альшанская — президент благотворительного фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам».
Родилась 2 марта 1979 года. Окончила Санкт-Петербургский государственный университет по специальности «Философия». В 2004 году Елена лежала с ребенком в подмосковной больнице, где впервые увидела детей-«отказников» и не смогла пройти мимо. Вместе с другими волонтерами Елена стала заниматься этой проблемой.
В 2007 был зарегистрирован благотворительный фонд «Волонтеры в помощьдетям-сиротам», который реализует программы по профилактике социального сиротства, содействует семейному устройству, поддерживает детей в больницах и государственных учреждениях. Фонд стал одним из крупнейших социальных проектов, реализуемых преимущественно силами волонтеров.
Потяни за ниточку
— Вы пришли в волонтерское движение семь лет назад. Что изменилось за это время?
— Изменилось очень многое, и в жизни страны, и в моей жизни тоже. За это время мы организовали довольно большой благотворительный фонд, чего изначально совершенно не планировалось. Начиная работу, мы даже не думали, что это надолго и всерьез. В качестве основной деятельности я тогда занималась совершенно другими вещами, экологией, какими-то творческими проектами. У меня было много планов, о которых сейчас очень странно вспоминать. Тогда нам казалось, что есть проблема, которую нужно решить и пойти домой.
Но проблема не решалась. Точнее, она разматывалась, как клубок. Оказалось, что за ниточкой тянется другая ниточка и конца не видно. Но пока все не сделал — уходить нельзя! Когда мы «потянули за ниточку», то постепенно увидели проблему целиком.
Забытые в больнице
— Начали вы с брошенных в больницах детей. Откуда и почему они появляются в наших больницах брошенные дети и что делать, чтобы их не было?
— Оставшиеся без родительского ухода дети появляются в больницах тремя основными путями. Самый массовый путь — это отбирание детей от родителей. Второй путь — добровольный отказ, мама оставляет ребенка, чаще всего, в роддоме, оттуда его переводят в больницу. Иногда детей находят на улице. Бывает, что дети оказываются в больнице после смерти родителей. Если ребенок потерял родителей, или он отбирается из семьи, прежде чем он попадет в сиротское учреждение или семью, его обязательно поместят в больницу — на обследование. Такой практики нет ни в одной стране мира, а у нас она до сих пор существует.
И вот ребенок, который только что пережил самую страшную потерю в своей жизни, потерял семью, оказывается в больнице, в месте, которое совершенно не приспособлено к тому, чтобы помочь ребенку в таком состоянии. Там вообще-то лечат больных телом, а не помогают детей с тяжестью на душе пережить этот этап с наименьшими потерями. За детьми в больнице ухаживать-то толком и некому! А ребенок после потери близкого человека находится в состоянии стресса, это трагичная, очень тяжелая для него ситуация. Чтобы она не нанесла ребенку вреда, она должна как-то компенсироваться, если одни руки отпустили, другие должны его подхватить.
Я могу сказать, что за эти семь лет положение детей в больницах изменилось. Прежде всего изменился материальный уровень. Сначала мы видели вопиющее неблагополучие — не было памперсов, дети лежали на чудовищных матрасах, страдали от пролежней. Вот эту ситуацию удалось переломить, по крайней мере, в рамках Московского региона. Те ужасы, о которых я сейчас говорила, остались только на фотографиях, которые мы храним в архивах.
И главное внимание, которое возникло по отношению к этим детям, дало старт множеству волонтерских инициатив в разных регионах. Но говорить, что ситуация решена, мы сможем только когда прекратим порочную практику держания детей, которые ничем не больны, в больницах.
Памперсы за счет государства
— Все изменилось усилиями волонтеров или за государственный счет?
— Сначала мы покупали памперсы за счет волонтеров. Потом нам удалось путем переговоров с государством, добиться того, что в Московской области появилось бюджетное финансирование для этих детей. Даже ставки воспитателей и психологов в больницах появились.
— Вы говорите: «мы». В какой-то момент появились люди рядом с вами? Откуда они взялись?
— «Мы» появились они практически сразу как только я начала об этом говорить и писать. Я стала писать об этом на форумах, в «Живом журнале».
— Людей, которые к вам присоединились, было возможно как-то организовать?
— Как-то так получилось, что мы собрались, мы решали все вместе. И те, кого невозможно было организовать, они как-то сами сразу отваливались. Люди приходили сами и говорили: «Я могу вот это, я могу вот это». Сложно сказать, как это все вышло, наверное, просто повезло, но у нас достаточно быстро сбилась команда, которая могла принимать решения и достаточно успешно их реализовывать. Мы начали вместе ездить по больницам. Объездили все больницы Подмосковья, чтобы помочь детям-отказникам, которые там находились.
Потом, у нас был довольно-таки сложный период. Стало понятно, что, привозя в больницы памперсы, мы эту проблему не решим, нужно менять саму систему обеспечения больниц на уровне законодательства.
Проблема была в том, что никакого бюджета на снабжение детей в больницах не было. Ничего для них не было, кроме койко-мест. И ухаживать за ними было некому, у медсестер на этих детей не было времени. Мы поняли, что для того, чтобы на памперсы для отказников в больницах появились средства, нужно выходить на диалог с властью. И в 2006 году мы начали кампанию в СМИ, У нас была очень серьезная дискуссия. Мы подготавливали почву для журналистов, но при этом сами никак не комментировали и не мелькали на экране. Сюжеты снимались совершенно независимо от нас.
В этот момент часть нашей команды сменилась. Некоторые люди сказали, что они не готовы к этому. Они сказали, что если мы начнем скандалить, нас просто не пустят в больницы. Я была совершенно уверена, что даже если нас не будут на первом этапе пускать в больницы, другого пути кроме гласности, нет.
Мы собирали данные по всем больницам Подмосковья, посчитали всех детей, грубо говоря, «по попам», и доложили обо всем губернатору области. После этого был собран совет из представителей ведомств, которые за это отвечают. Со всеми этими людьми мы дружим уже много лет. А с Минздравом мы подписали после этого договор о сотрудничестве. Ради этого нам пришлось официально регистрировать фонд.
— Что означает для вас сотрудничество с Минздравом? Лояльность? Вы теперь о нем ничего плохого не говорите?
— Почему? Во-первых, договор не обязывает нам к молчанию. Во-вторых, мы, в принципе, никогда никому не обещали молчать. Мы говорим только о том, что мы готовы решать эти проблемы вместе. Если мы видим, что проблема как-то не решается, то мы говорим об этом вслух, мы это делали, и будем делать.
— А в каком году появились результаты в виде финансирования и так далее, если вы начали в 2006-м эту кампанию?
— В 2007-м году мы зарегистрировали фонд, и как только он был создан, мы сразу подписали договор. На это ушло примерно полгода. В 2007-м году в больницах появились государственные памперсы, и работы у нас стало меньше.
Мы стали собирать деньги на оплату работы нянь. Несмотря на то, что были введены ставки, они были очень малы, и практически не было людей. Мы взяли это на себя. Потом мы пошли в регионы. Параллельно у нас появились программы по семейному устройству, мы начали работать с «опеками». Сначала мы как-то с ними очень сложно находили общий язык, постепенно нашли. Потом, самым последним этапом у нас появилась программа помощи кровным семьям. Тем самым мамам-отказницам.
— Узнали за время этой работы что-то неожиданное о людях?
— Поначалу эйфория от ощущения, что на призыв о помощи откликается много людей, которые готовы действовать. Сначала кажется, что каждая проблема — это китайская стена, и ты один на один с этой стеной, но выяснилось, что когда тебе нужна помощь, то сотни людей откликаются. Начинают вдруг говорить, что они готовы быть твоими «руками» и «ногами» — это было удивительно.
Второй серьезный перелом был в понимании того, что кровные семьи, это не чудовища, а люди, которых все бросили и никто ни на каком этапе им не помог. До этого нам казалось, что самая чудовищная проблема — содержание детей в больнице. Учреждения для детей-сирот тоже были шоком.
— А куда ведет ниточка из больницы? В детские дома?
— Дальше она ведет в дома ребенка, следующая ступенька — детские дома, точно также она может сразу вести в приемную семью, и очень редко – обратно в кровную. Ниточка всегда вьется в разные стороны. В какой-то момент мы поняли, что ниточка обратно практически не разматывается, обратно к кончику, где она началась — не приходит. То есть, практически никогда не происходит возвращения детей в кровные семьи.
Бедная Нина
Кровных мам мы увидели не сразу, а главное – сначала для нас это было такое неоформленное множество очевидно «плохих» мам, такой образ коллективной алкоголички. И очень долго мы понятия не имели, что стоит за историями детей до больницы.
Наша работа с семьями началась случайно. Поначалу мы думали об устройстве отказников в приемные семьи как о единственном для них выходе. Кровных родителей мы воспринимали достаточно негативно — ведь они либо от этих детей отказались от них, либо плохо с ними обращались, поэтому дети и оказались в больнице. И вот на нашем горизонте появилась Нина. Молодая женщина часами простаивала под окнами, в больницу ее не пускали. Ребенку было около полугода, у него был жуткий рахит и недостаток веса, судя по рассказам персонала, забрали его из какого-то притона.
Понятно, что мать, которая довела до этого своего ребенка, никакого сочувствия у нас не вызывала. Нина узнала, что в больницу ходят волонтеры, и стала просить, чтобы мы с ней поговорили. Я была к этой встрече совершенно не готова, но, тем не менее, согласилась. Попыталась даже как-то подготовиться, успела прочитать законодательство, чтобы понять, что ей советовать, но, главное, я приготовила большую обличительную речь.
Нина оказалась чуть старше меня, симпатичная женщина лет 30, очень бедно одетая. Куртка советская, с заплатками, никаких признаков алкоголизма, по крайней мере внешних.
Нина выросла в провинциальном волжском городе и была поздним ребенком, когда она родилась, ее старшие сестры были уже взрослые и вышли замуж. Мама растила Нину одна. Диагноз слабая степень умственной отсталости девочке поставили в детстве. С первого класса Нина не потянула учебу и мама забрала ее на домашнее обучение. Так она училась до 12-ти лет, пока мама не умерла. Сначала девочку взяла к себе одна сестра, потом другая, но, видимо, ни там, ни там она пришлась не ко двору.
И вот в 16 лет Нина оказалась одна в маминой квартире, доставшейся ей по наследству.
Она работала уборщицей, как-то жила. Но однажды встретила женщину, которая сказала, что можно продать квартиру и купить другую, в Москве. Нина согласилась, она знала, что у нее где-то в Москве есть тетя.
Нина написала доверенность на продажу квартиры, ее знакомая квартиру продала и получила деньги. Решили вместе ехать в Москву на поезде, но благодетельница сказала Нине, что в один вагон билетов не было. Они договорились встретиться у какого-то памятника на вокзале. Нина простояла там до вечера, но никто так и не пришел.
Так Нина оказалась одна в чужом городе, без прописки. Мыкалась она по Москве достаточно долго. Нина не производила впечатление дурочки, скорее она казалась очень наивной. Меня очень поразило, что Нина как Иешуа в «Мастере и Маргарите», называла всех «добрые люди». Говорила про всех: «Они были ко мне так добры, они взяли меня», — все у нее хорошие были. И женщина, которая продала ее квартиру — тоже у нее «хорошая». Нина до сих пор не понимает, что ее обманули.
Она устроилась работать посудомойкой в кафе, там же и ночевала. Потом познакомилась с парнем. У него не было образования, в тридцать лет он жил с родителями. Нина стала жить у него, но потом, когда она забеременела, его мама выставила молодых на улицу. Видимо, мама была совсем не рада такому развитию событий. И вот они остались вдвоем, люди с очевидными ментальными проблемами. Видно было, что Нина может как-то устроиться. Она работала, по ее словам пока мама не умерла — даже училась до того момента. На бытовом уровне решать задачи она, безусловно, могла. Но в сложной социальной ситуации найти решение — у нее не получалось.
Они с этим парнем скитались. Их брали к себе жить, то одни, то другие люди. Беременной Нине было нечего есть. Она говорила, что три зимних месяца они питалась мороженой картошкой и морковью, которую нашли в каком-то погребе. Это была единственная их еда на протяжении долгого времени. То, что ребенок родился проблемным при таком раскладе, неудивительно.
Последние пару месяцев жили у каких-то знакомых алкоголиков. Однако врач из поликлиники, знавший в каких условиях живет семья с ребенком, сообщил в опеку и ребенка забрали. Нина тут же побежала в опеку. Там ей сказали и что сначала она должна решить вопрос с пропиской и местом жительства, а без прописки ей не дадут с ребенком увидеться. Естественно, что для нее и для молодого человека эта задача была совершенно не решаемая.
У меня было заготовлено два варианта речи. Первый — обвинительный, пока я слушала Нину, он полностью развалился, а второй вариант — план, который нужно выполнить, чтобы вернуть ребенка. Но он развалился тоже, потому что я видела перед собой человека, который не сможет выполнить ни один из пунктов. При этом я понимала, что Нина — хорошая мама.
Она не курит, не пьет, по ней это видно. Она любит дочку и если бы нашлись люди, которые смогли бы ей помочь хотя бы с документами, то Нина и ее парень были бы хорошими родителями. Я сидела рядом с Ниной и понимала, что я не имею возможности бросить все, поехать с ней на родину, чтобы восстанавливать документы и искать жилье.
Я говорила Нине о том, что ей нужно сделать, понимая, что для нее эта информация бессмысленна, и реализовать мой план сама она не сможет. Так она ходила под окнами больницы до тех пор, пока ее малыша не увезли в Дом ребенка.
После случая с Ниной я впервые увидела, что у нас нет ресурсов для помощи кровным семьям, и что когда придет следующая такая женщина, мы опять ничего не сможем сделать. Нужно было подготовиться к встрече с другими. И мы начали работать.
Где вы их берете?
Работать с кровными семьями мы начали в 2008 году. Еще плохо понимая, как и что надо делать. Наши первые подопечные были мамами детей, которых мы видели в больницах. Мы, как могли, разгребали проблемы, попутно пытаясь понять, с чем же, собственно, столкнулись. Мы влезали «по уши» в конкретную ситуацию, а уже потом, попутно начинали искать профессионалов, ходить на какие-то встречи. Тогда еще не было никаких обучающих семинаров, мы просто ходили по организациям и просили, чтобы нам помогли и научили.
Честно скажу, мы делали много лишнего и непрофессионального. И в итоге через несколько лет у нас оформился и свой подход, и свое понимание, как и в каких ситуациях помогать.
Сейчас мы работаем с матерями, у которых по какой-то причине отбирают ребенка, или они сами думают об отказе. Большинство семей направляют к нам государственные органы — комиссии по делам несовершеннолетних, органы соцзащиты, опека. У нас принято представителей опеки изображать злодеями, которые чувствуют моральное удовлетворение, когда отбирают детей. Вполне верю, что на такой должности кто-то действительно может начать испытывать и такие чувства. Но чаще всего ситуация совершенно другая.
Дело в том, что на данном этапе у органов опеки нет никаких инструментов для помощи семье, они, может и рады бы помочь, но это не заложено ни в их функциях, ни в бюджете, ни в законе. Единственная реальная возможность, которая есть у органов опеки — отобрать или не отобрать ребенка. И если они видят, что семье можно помочь, бывает, что они обращаются к нам. Значительная часть семей пришла к нам именно через опеку.
Второй источник — больницы и роддома, с которыми мы сотрудничаем. Бывает, что в больницу, где находится ребенок, приходят родители, как это было в случае с Ниной. Бывает, что женщина в роддоме хочет отказаться от ребенка, но согласна побеседовать с психологом. В этом случае кто-то из персонала может нам позвонить. В рамках нашего проекта «профилактика отказов» мы сотрудничаем с роддомами и у нас действуют выездные бригады психологов.
Иногда проблемные семьи находят нас с помощью интернета сами, или через знакомых и наших бывших подопечных, по цепочке.
Одна с ребенком
За годы нашей работы была пара историй про одиноких пап, были несколько полных семей, все остальные, 99% наших подопечных — одинокие мамы. История наших подопечных — история одиночества людей в современном мире. Раньше никогда не было такого, чтобы мама с ребенком осталась совсем одна.
Как правило, семья попадает в поле нашего зрения, когда дети еще маленькие, и мама скована по рукам и ногам необходимостью заботиться о малыше. Иногда это многодетная мама с детьми разного возраста, все они требуют внимания и одному взрослому справиться с ними очень трудно, для этого надо как-то выстроить свою жизнь. Речь идет о тех мамах, у которых рядом нет ни родственников, способных помочь, ни ресурсных друзей. Люди, у которых никого нет — это основной фактор неблагополучия. Отсутствие лишних рук, дополнительного ресурса становится критическим фактором.
Большая часть наших мам — приезжие. Где-то у них есть семья, которая рано или поздно им поможет. Любая семья всегда гораздо лучше, чем одиночество в чужом городе с ребенком на руках. Приезжий оказывается в довольно агрессивной среде, где у него нет ни инструментов выживания, ни ресурсов, ни возможности на кого-то положиться.
Обычная для нас история выглядит так: женщина, приехала на заработки, забеременела. Чаще всего на родине ее ждет мама с другим, старшим ребенком. Именно для того чтобы заработать им на жизнь, наша героиня и приехала в столицу. Теперь она работать она не может, а признаться маме в том, что ждет второго ребенка — боится.
Мы пытаемся помочь ей наладить отношения с матерью. Если родные отказываются принимать ее с ребенком, находим ей какую-то поддержку и жилье на родине. Связываемся с местными государственными органами и общественными организациями, а пока идут переговоры, находим этой маме с ребенком временное пристанище в Москве.
Потом отправляем ее на родину и контролируем, как она там. Также мы готовы какое-то время, пока она не сможет устроить ребенка в садик и выйти на работу поддерживать ее отсюда материально.
Встреча на высшем уровне
Когда мы отправляем маму с ребенком домой, мы всегда стараемся найти общественные организации, которые помогут ей на родине. Несмотря на то, что нас не государственная организация, самого факта звонка из Москвы обычно бывает достаточно.
И те самые органы государственной защиты, которые и пальцем не шевельнут для своих подопечных, очень часто именно ради «нашей» женщины, что «впрягаются по полной», такой синдром гостя из Москвы, VIP клиента. Однажды мы отправляли одну маму с очень тяжелой судьбой и проблемным поведением. У нее не было документов, и для того, чтобы ее отправить, мы вели бесконечные переговоры с разными инстанциями, в том числе и с мэром города. И вот, когда она, наконец, приехала, этот мэр на вокзале встречал ее лично.
Это — наш случай
Когда мы начинали, мы готовы были помогать всем, кто к нам обратится. На мы быстро поняли что, во-первых, наших ресурсов на это не хватит, а во-вторых, мы занимаемся тем, что повышаем материальный уровень семьи, хотя кроме бедности особых проблем у этой семьей нет, и детям там хорошо. Стыдиться нищеты дети начинают позже, в подростковом возрасте.
Теперь мы помогаем только в ситуации, когда неблагополучие достигло некой черты, когда речь уже идет об отказе или о том, что детей могут отобрать. В нашем обществе есть два мифа о таких родителях. Согласно первому, оставляют детей только конченые наркоманы и алкоголички. Согласно второму мифу, детей забирают из хорошей, но очень бедной семьи, ни за что. На самом деле все истории происходят где-то посередине двух этих берегов.
В прессе очень любят писать о том, как детей забрали из бедной, но хорошей семьи, у которой не было никаких проблем, кроме не очень набитого едой холодильника. Своими глазами я таких случаев не видела. Зато многие газетные истории я знаю совершенно с другой стороны, и, поверьте, там все не так просто. Это всегда комплекс проблем. И, конечно, отбирать детей — плохое решение этих проблем. Но для того, чтобы этого не происходило, надо перестраивать работу органов опеки и попечительства, перестраивать систему помощи семьям.
Конечно, люди, которые попадают в тяжелые ситуации, очень часто выглядят с нашей точки зрения маргинально. Но очень часто эта маргинальность — не их вина, а их беда. Помощь в таких случаях обычно бывает комплексной.
Типичный случай — выпускница интерната. Выйдя в большую жизнь, они, как правило, сразу заводят детей. Большинство девочек, выросших в неблагополучии, пытаются, став взрослыми, «отыграть» эту ситуацию заново и стать хорошей мамой для своих детей. Но увы, ни внешних ресурсов, ни, в первую очередь, внутренних у них для этого нет.
Первая наша задача — заставить государство выполнить свои обязательства по отношению к ним. А вторая — помочь этой женщине стать лучшей мамой для своего ребенка, чем ее мама была для нее. Как правило, она имеет слабое представление о том, как нужно заботиться о детях, зачастую она не знает каких-то элементарных вещей, впадает в панику при мельчайших трудностях.
Главное, для нас — создать семье поддерживающую среду на какой-то период, обычно до тех пор, пока младший ребенок не подрастет. Среднее время работы с одной семьей — от нескольких месяцев до года. Иногда мамы сами говорят: спасибо, помощь больше не нужна, хотим жить как нормальные люди. Бывает, что к нам обращаются снова, мы готовы поддержать, но это, чаще всего, какие-то материальные вещи.
Тяжелое наследство
Нашу работу представляют так: у семьи не было холодильника, мы его купили, и все наладилось. Или кто-то потерял паспорт, мы помогли его восстановить, и все стало прекрасно.
Конечно, бывают ситуации, что женщина родила ребенка, и все на нее навалилось, и нужно ей немного помочь, пока ребенок не подрастет, а дальше все пойдет само. Но с большинством наших подопечных происходит по-другому. Потому что когда человек обладает какими-то минимальными ресурсами и умеет выстраивать свою жизнь сам, он обычно не доходит до точки отобрания или отказа от детей.
Нужно понимать, что когда женщина в роддоме собирается отказаться от ребенка — это уже ситуация крайняя, не каждая до нее дойдет. То же самое и когда какие-то службы собираются забрать ребенка: это, как правило, тоже уже ситуация крайняя.
У наших подопечных речь идет о комплексном неблагополучии. Это практически всегда неблагополучие не в первом поколении. Большинство этих людей — дети родителей, страдавших алкоголизмом и наркоманией. Бывшие выпускники детских домов. Можно сказать, что у них не заложены основы правильного выстраивания своей жизни, не было опыта нормального детства, и им бывает сложно что-то передать своим детям.
У этих людей искажена картина мира, нарушена система мотивации. Как это происходит? Например, так: ребенок приходит домой с пятеркой, но папа трезвый и злой, ему — все равно, а назавтра ребенок приносит двойку, но папа пьяный и счастливый дает ему денег на мороженое. У ребенка не формируется никакого представления о том, как его действия связаны с последствиями. Условно говоря, он считает, что важны не его поступки, а то, в каком настроении сейчас папа, и проецирует эту систему на весь окружающий мир.
Это чисто социальные вещи, которые формируются, прежде всего, в процессе взаимодействия внутри семьи. Поэтому, вырастая, эти люди с нашей точки зрения часто ведут себя очень непоследовательно. Например, такие люди могут несколько раз подряд становиться жертвами мошенников, не извлекая никакого опыта.
На самом деле это происходит потому, что у них совершенно другое мышление. Зато они обычно являются хорошими манипуляторами, потому что умеют считывать эмоциональное состояние собеседника. В каких-то случаях эта стратегия срабатывает, но в большинстве, все-таки — нет. И человек не понимает, почему у него в жизни все не ладится.
Большинство семей свою ситуацию со стороны просто не видит. Они замечают, что люди к ним как-то неправильно относятся, но у них создается ощущение, что просто все вокруг злобные и зачем-то им вредят, из-за этого у них все так плохо. Иногда приходится уже взрослых людей учить видеть такие вещи, планировать ситуацию. Выстраивание нарушенных коммуникаций — это работа психолога.
У этих людей нет ресурсного окружения, способного пойти вместе с ними этот путь, и такими людьми становимся мы. Родители, даже если они еще живы, им скорее обуза, чем поддержка. Мы стараемся сделать все, чтобы дать возможность исправить ситуацию и не попасть в плачевное положение снова.
Конечно, такие не все семьи, все — совершенно разные. И каждая ситуация неблагополучия — индивидуальная. Главное, чтобы рядом оказался кто-то, кто поможет и пройдет этот путь вместе с семьей.
Мы не стремимся «залезть человеку в голову», понимая, что его неблагополучие отчасти обусловлено структурой его личности. Наша задача — помочь ему научиться справляться с социальными проблемами, решать их лучшим способом, чем он сейчас умеет — научить его общаться с органами соцзащиты, отстаивать свои права, воспитывать детей, не применяя насилия.
Мы даем человеку инструменты, чтобы он мог выстраивать свою жизнь. Изменить личность мы не можем, поэтому уровень его благополучия вряд ли будет очень высоким, скорее всего, он будет немножко ниже среднего. Человек, который родился в нищете и не видел других примеров, обычно не становится миллионером, особенно если он не получил нормального образования. Но, тем не менее, он сможет с нашей помощью немножко лучше устроить жизнь своего ребенка.
Подготовила Алиса Орлова
Читайте также:
Про рисунки на стене
Рассказы о милосердии
Елена Альшанская: Государство собирается не искоренять сиротство, а поддерживать его
www.pravmir.ru