Как пережить рак и не умереть?
Корреспондент “МК” встретился с людьми, для кого моментом, который изменил их жизни, стал страшный диагноз
«Было стыдно себя жалеть»
Светлана Попова:
«Когда я узнала, что у меня рак, дней десять сидела и тупо смотрела на стены. Ночью, когда меня никто не видел, тихо плакала. Не то чтобы было страшно. Нет…
За 50 лет, наверное, просто привыкла жить.
За два года до того, как диагноз подтвердился, все походы к врачу заканчивались вроде благополучно. Обследования приводили врачей к выводу, что беспокоиться мне не о чем. Помню, как обнаружила уплотнение первый раз, побежала в больницу. В больничных коридорах сидели люди, те, кто ждал вердикта от светил в белых халатах. Мне было 48 лет. Когда врач сказал, что все хорошо, выпорхнула из этих стен счастливая. Все-таки я «не ваша»! Через год пришла на обследование снова. Тогда мне уже нездоровилось, но опять услышала, что все замечательно. Спустя еще один год с очередного обследования я пришла с диагнозом «рак третьей стадии». Первое, о чем подумала: так я и знала. Все по-разному принимают эту болезнь. Одни выпускают пар, другие реагируют очень сдержанно, в себе. Вначале была агрессия. Я проходила обследования неоднократно, все было нормально — и вдруг такое… Это чувство, когда привычный мир вокруг тебя рушится, ты ощущаешь зыбкость бытия, не понимая, жив ты еще или уже нет.
С работы ушла на долгосрочный больничный и впервые оказалась наедине с этой проблемой. У меня тогда было 25 лет трудового стажа и ни одного прогула. А здесь просто погрузилась в прострацию.
Не сказать, чтобы меня что-то держало в этой жизни. Дочь взрослая, вышла замуж. Чувствовала, что выполнила перед ней все обязательства. Было стыдно себя жалеть, плакать. Сколько людей, гораздо лучших, чем я, умерли от этой болезни.
Долго думала, за что уцепиться душой, за что удержаться. Металась от традиционной медицины до экстрасенсов. К тому времени уже хоронила друзей, которых рак победил. Тяжело болела моя подруга, которая скончалась через пару лет. Моя тетя сражалась с этой болезнью. Когда она пришла в больницу, врач спросил: «Вы пришли к нам умирать?» Обратилась настолько поздно, что у нее уже начался распад тканей.
Несмотря ни на что, веру в медицину не утратила и выбрала традиционное лечение. Впереди ожидала череда анализов, две операции и лечение. Между постановкой диагноза и операцией прошло полгода. Все это время оказаться на операционном столе боялась панически. С тех пор прошло уже 15 лет. Жизнь вернулась в свою колею, но многое в ней я переоценила. Некоторые люди после такого срока считают себя излеченными, но это обманчиво. Болезни свойственно возвращаться, если после операции ты не меняешь свою жизнь, среду, которая привела к появлению опухоли. Я этого уже не боюсь».
«Понял, что мог бы сделать больше»
Станислав Машкин:
«Ну что, попались? У вас рак», — так я и узнал от врача о своем диагнозе. От этих слов голова закружилась. Первые мысли о смерти. От рака умерли мой дядя и старший брат. Он всю жизнь отработал на производстве, последние годы на Бийском олеумном заводе. Мелкоклеточный рак легких убил его за полгода после того, как диагноз поставили. Я всю жизнь проработал на заводе — электромехаником, электромонтером по подъемным механизмам. К условиям, когда горячая вода на производстве есть не всегда, работаешь в холодном помещении с перемерзшими батареями и разбитыми окнами, а именно так было в перестроечные времена, привыкнуть нелегко. Но зарабатывать как-то надо. Возможно, тогда и простыл.
Самое страшное — обследования в ожидании полной постановки диагноза, до операции. С приговором я жил почти месяц. Главное, что меняет в человеке ожидание неминуемой смерти, — восприятие действительности вокруг. Мир стал неинтересен. На автомате я продолжал вставать по утрам, на пустой желудок уходил на завод. На работе ничего не ел, вечером приду домой — и тоже ничего не хочется. Исхудал за это время очень.
Успел переосмыслить прожитую жизнь. Семья, дети — все вроде бы сложилось. Тогда подумалось, что, наверное, доведись мне прожить все эти годы еще раз, старался бы успеть сделать больше. Когда перематываешь «пленку», понимаешь упущенные, наверное из-за природной лени, возможности. Хотя я был всегда в гуще событий.
Дети о моем диагнозе не знали. Сообщил только перед операцией. Ведь, если поделишься радостью, она увеличится в геометрической прогрессии. А горем… Им делиться не нужно.
Врач меня тогда обнадежил. Рак крупноклеточный, его проще диагностировать и лечить. Опухоль поразила одно легкое. Сначала операция, потом четыре курса химиотерапии. Помню, в больнице о том, что мне предстоит, уже не думал. Там было много таких же, как я. Мы делились историями: кто и как живет, чем дышит. Был у нас в палате один тяжело больной с масштабным поражением внутренних органов, в том числе желудка и поджелудочной железы. Он очень тяжело это переносил и считал себя конченым человеком. От обреченности многие начинают глушить себя водкой, и это ускоряет процесс.
Мой рак был «хорошим», если можно так сказать. После операции я три года живу с одним легким. Подниматься по лестнице тяжеловато, особая диета. Но то, что жить хочется, а каждое утро появляется аппетит, — уже хороший признак.
Сразу после операции захотелось скорее выкарабкаться, пойти работать. Официально я на должности социального работника в общественной организации. По сути — это специалист по мелкобытовому ремонту. Помогаю таким же инвалидам, как я, одиноким пенсионерам, которые не могут сами поменять розетку или починить мебель.
Жаль, что смалодушничал месячишко тогда, перед операцией. Не надо было так терзаться и держаться за жизнь, ведь результат у всего один. Пока «свеча» моя горит…»
«Хотела сделать смыслом жизни защиту прав обездоленных»
Людмила Иванова:
«Роковой для меня стала поездка на отдых. В 1986 году мы с сыном проводили лето на курорте союзного значения неподалеку от Чернобыля. Прошло несколько дней нашего отпуска, когда одним утром мы увидели пугающую картину. По всему городу ездят пожарные машины и моют деревья. Произошла авария на АЭС.
Когда через три года у меня диагностировали рак, сын только окончил школу. Болезнь была шоком. Психологически в 40 лет энергичному, активному человеку такой диагноз было сложно воспринять. Я была готова к худшему.
Вначале в надежде на выздоровление испробовала все, вплоть до нетрадиционных методов лечения. Пошла на психотренинги, занималась самообразованием. Чтобы понять, с чем мне пришлось столкнуться, целыми днями просиживала в краевой библиотеке и читала все, связанное с онкозаболеваниями и их последствиями.
В 1989 году мне удалили орган, через несколько лет был рецидив. Сейчас я периодически прохожу лечение и обследование. И прежде судьба испытывала меня морально. Болезнь стала просто очередной ступенью, связанной уже с физическим здоровьем.
Онкология привела меня в общественную деятельность. Инвалиды, в том числе пережившие онкологию, и тогда были никому не нужны, и сейчас. Решение проблем трудоустройства, реализации наших прав приходилось пробивать лбом.
С 1997 года вместе со специалистами краевых онкологических диспансеров члены нашей организации проводили благотворительные осмотры населения края. Обследования проходили все пожелавшие прийти на прием. Бригады специалистов отправлялись в сельские районы в пятницу и возвращались в воскресенье, а в понедельник выходили на работу. В 2013-м эти выезды были приостановлены. В настоящее время небольшие рейды продолжаются.
Болезнь часто ожесточает, особенно недобрых по природе людей. А еще она рассеивает розовый туман в глазах. В молодости и я думала, что мир переверну, сделаю смыслом своей жизни защиту интересов и прав обездоленных. Мир, конечно, не перевернула, но всегда считала: если хоть немного сделаю его лучше — уже хорошо».
brl.mk.ru
Как я умирала от рака. Рассказ от имени моей мамы
Мама Дмитрия Симонова заболела раком, когда ему было 11 лет. Больше года назад она умерла. Дмитрий вспомнил все, что происходило с мамой во время болезни, и написал рассказ. Скорее, даже дневник от имени мамы. Во Всемирный день борьбы с раком 4 февраля, публикуем эту историю.
Часть первая. «Религия не спасет, если тебе в лицо говорят: «Это онкология»
Здесь не было ничего страшного – просто плановый осмотр у маммолога. У меня к тому моменту была мастопатия, но врачи сказали, это распространенная проблема у женщин после поздних родов. Вот я и не беспокоилась, ведь каждые полгода ездила на диагностику и принимала препараты. Плановые визиты в больницу продолжались на протяжении трех лет, пока в один «прекрасный день», ничего не объясняя, меня направили на биопсию. Обычно такую процедуру назначают при подозрении на онкологию. Я это знала, но все равно думала: с чего бы это про меня? Возможно, врачи просто перестраховываются.
Фото обложки: David Jay
Через неделю мне позвонили и велели ехать в клинику снова. Конечно, в такие моменты начинается легкая паника. Тем более, что в регистратуре карточку не выдали, а попросили сразу подойти к кабинету. Сидя под дверью, в голове прокручивала мысли: рак или не рак? А если рак, то какая стадия? Но стоп! Какой рак, если я была на постоянном контроле у врачей! Тем более, мне лечат мастопатию – это другой диагноз. Могу сказать, что ничего мучительнее ожидания у кабинета врача до этого в моей жизни не было.
Спустя минут десять меня пригласили в кабинет. В такие моменты начинаешь верить во все: в бога, приметы, в то, что надела счастливую одежду. Начинаешь всматриваться в лицо врача с надеждой увидеть улыбку и успокоиться. К сожалению, ни улыбки, ни приметы, ни религия не спасут, если тебе в лицо говорят: «Это онкология».
На эту тему:Как остаться в живых, если твой близкий идет к смертиЗнаете, каково это – на скорости 300 км/ч въехать в стену? Только при столкновении рассыпается в пыль не стена, а ваша жизнь. Невозможно понять, где выход из здания больницы: твоя голова на 200% занята одним – мыслью о том, что будет дальше. Ты не помнишь ничего, что говорил врач после диагноза. Просто смотришь в плакат на стене и не можешь произнести ни слова. Не хочется разговаривать с людьми и объяснять, что случилось. Хочется зашить рот, закрыть двери с окнами и дойти до дна.
Часть вторая. «Человеку с раком куда важнее найти ответ на вопрос «почему я», чем собраться с силами и начать бой»
Истерика закончилась, как только я приехала на операцию в онкодиспансер. Знаете, есть такое выражение – «белая ворона». На улице, в окружении людей тебе кажется, что ты со своим диагнозом – не такая, как все. Своей беспомощностью, неспособностью приготовить ужин ты испортила детство своим детям. Ты ущербный человек, «белая ворона» в обществе здоровых и крепких. Так вот, это ощущение исчезает, как только переступаешь порог палаты.
Здесь своя иерархия, есть счастливицы с первой-второй стадией (как позже оказалось, я была в их числе), есть третья, а есть четвертая с метастазами. Сложно было поверить, но в палатах не говорят о болезнях. Вообще. Обсуждают огороды, детей, разгадывают кроссворды, но о раке – ни слова. Не потому, что нечего сказать (совсем наоборот). Просто здесь этот диагноз становится частью тебя. Вы же не сообщаете всем, что у вас есть ноги, что на них по пять пальцев. Так и здесь никто не говорит, что у него опухоль. Это понятно, раз положили в больницу – понятно какая, если ты в маммологическом отделении. Причем, правило принимаешь и понимаешь без предупреждения, без просьб. Его даже правилом назвать язык не поворачивается. Это, скорее, что-то само собой разумеющееся. Ты попадаешь в мир, где все с такими же проблемами. Признаться, это помогает. Помогает понять, что это случается и с другими.
В палате легче пережить вопрос без ответа: «почему это случилось со мной»? Кто-то находит причину болезни в привычке мыть головы по воскресеньям и в несоблюдении поста. В таких случаях больные после лечения оказываются на коленях в церкви и в паломничествах по святым местам. Вместо того, чтобы менять образ жизни, вовремя ходить на обследования, правильно питаться, человек начинает молиться. Не могу ничего сказать: вера во время болезни помогает. Но она вас не прооперирует, не назначит химиотерапию, вовремя не отведет на обследование. Плохо, когда болезнь начинает восприниматься как наказание за что-то. Отвечая на вопрос «почему», ты перебираешь все странички жизни, вспоминая о плохих поступках. Согласитесь, каждый человек найдет в своей жизни хоть один такой проступок. Но только смертельно больной может сделать его причиной своей болезни. Получается, человеку с раком часто куда важнее найти ответ на вопрос «почему я», чем собраться с силами, сказать себе: «значит так надо» и начать бой.
На эту тему:Если бы нужно было описать онкодиспансер одним словом – это было бы слово «коридор»Здесь же, в больнице, я поняла, что до этого мне ставили неверный диагноз: из карточки пропали все документы о мастопатии, задним числом были переписаны все заключения врачей, назначенные лекарства и дозировки. Осознавать это было тяжело: будто ты поменял билет на поезд, который попал в аварию. В этой катастрофе ты остаешься жив, тебя в тяжелом состоянии доставляют на больничную койку. И уже лежа на ней, постоянно думаешь: этого не случилось бы, если не менять билета. Обидно? Не то слово! Но это очередная ловушка, очередные поиски виноватых, очередной поиск ответа на вопрос «почему» вместо того, чтобы собраться.
Отдельно хочу рассказать про «собраться». Ни психологов, ни реабилитологов в диспансерах не было. В регистратуре, на уличных лавочках можно запросто увидеть рыдающего человека с листками в руках. Его никто не успокаивает, наверное, стараются даже не замечать: все и так знают причину слез. Знают, что такое рак, но совершенно не знают, что сказать человеку в такой ситуации. Сказать честно, с психологами у нас большая проблема – человек выходит из кабинета и остается один на один со своими проблемами. А дальше у больного или получается взять себя в руки, или помогают родные. А если никого нет… Думаю, суициды по этой причине – не редкость.
Часть третья. «Я заберу тебя домой, и мы сделаем из тебя великомученицу»
Операция прошла успешно. Через три недели меня отпустили домой. В этот момент я думала, что самое страшное закончилось. Как же я ошибалась! «Химия» – вот что предстояло пережить. Наверное, что-то похожее чувствуешь, если по венам пускают серную кислоту, которая прожигает все внутри. Успокаивает лишь одна мысль: если мне настолько плохо, значит, и остатки рака уходят, растворяются, а ради этого нужно терпеть.
Химиотерапия прошла успешно, наступила пятилетняя ремиссия. Это было лучше, чем выиграть все деньги мира в лотерею. Это значило, что рак ушел: я увижу внуков, побуду на выпускном у детей, выйду на работу. Да что там работа – жизнь продолжается! Это были мои счастливые годы: дети действительно поступили в институты, дочь вышла замуж, родила. Но вот только я… простыла.
Весной 2012 года у меня сел голос. Пошла в поликлинику к терапевту, к лору – месяц лечили ангину, кололи препараты, но ничего не помогало. Дошло до того, что одним днем я просто не смогла встать, не могла разговаривать и глотать. Я подозревала неладное, но успокаивала себя мыслью: врачи ведь поставили ангину (ничему жизнь не учит).
Осознав, что тяжелой пациентке не место в районной поликлинике, меня отправили в областную больницу. Нужно было слышать, как врач говорил с родными за дверью: «Они что, не видели, что голосовые связки не иннервируются! Здесь же часть глотки просто обвисла. Как это может быть ангиной?» И снова этот приступ гнева и обиды на врачей, непонимание и мысли, что все без толку – рак груди с метастазами не лечится.
На эту тему:«Зашивал меня хирург с небесно-голубыми глазами». Когда поставлен диагноз – онкологияЧасто врачи в поликлиниках вовремя не назначают нужных обследований, а пациенты платятся жизнью. Конечно, всегда можно самому пойти в платную клинику и обследоваться. Но если ты живешь в маленьком райцентре, где из медучреждений – одна поликлиника, ты не можешь даже получить консультацию другого специалиста: его попросту нет. На весь район только один врач-онколог. Он же и гастроэнтеролог, он же и узист-рентгенолог. Естественно, можно поехать в город покрупнее, но ты еще попробуй получить направление, дождись очереди. Да, есть платные медцентры, но не у многих найдутся силы ехать за 100 километров, чтобы убедиться, что у тебя растет рак – все драгоценное оставшееся время ты будешь согласен на ангину.
Детям я позвонила только тогда, когда меня экстренно перевозили в Минск. Это был май, у них 27-го – день рождения. Я и так испортила им детство своей беспомощностью и болезнями. Понимала, что звонок неизбежен, но делать это хотелось в самый-самый последний момент… Когда они приехали, помогли мне выйти на улицу и хоть немного подышать свежим, не больничным воздухом. Потом помню, как меня погрузили в машину скорой помощи и пять часов везли до Минска: в Гомеле и области нет центров, где проводили бы такие операции. Родственников не пустили в машину побыть эту дорогу со мной: «Не положено, только врач. Родственников мы за свой счет в Минск возить не будем».
В РНПЦ нейрохирургии в Минске я узнала, что кроме головного мозга метастазы пошли в легкое и щитовидку. И снова от меня никто ничего не скрывал. И снова рядом не было человека, который подскажет, как быть. Поэтому я взяла в руки молитвенник. Знаете, я вспомнила свою панику в тот день, когда у меня нашли первую опухоль – пятнышко размером с горошину. Сейчас раком было усыпано несколько органов. Если раньше я была счастлива от понимания, что у меня нет никаких пятен, точек, затемнений, то сейчас просто просила Господа, чтобы они не росли.
Через неделю пришли результаты биопсии, и врач сказал, что опухоль операбельна. К тому моменту я не знала, радоваться этому или нет: христианские каноны не очень то одобряют вмешательство в головной мозг. А раз не одобряют, может ли все закончиться хорошо? Моя сестра убеждала в том же: «Если батюшка разрешения на операцию не даст, я заберу тебя домой и мы сделаем из тебя великомученицу».
Боялась ли я в операции? Безумно! Казалось, что хуже, чем сейчас, может быть только могила. С другой стороны, если хуже не будет, то что я теряю? Я все же отдала свою судьбу в руки нейрохирургов.
Часть четвертая. «Больные покрепче помогают тем, кто послабее. До операции помогали ходить тебе, а после операции – ты»
На эту тему:История ребенка с диагнозом «задержка развития», рассказанная его мамойИ снова по-старому: палата, в которой изнывает от жары восемь человек, узкие коридоры поликлиники, заполненные измученными больными, которые часами сидят в ожидании приема. Раз в час по этому узенькому коридорчику проносятся врачи с больным на каталке после операции. В этот момент нужно успеть увернуться, иначе рискуешь быть сбитым с ног. Очень интересное выражение в этот момент приобретают лица больных в очереди – каждый смотрит на пациента под наркозом и цепенеет. Думает ли в это время больной о нем? Скорее нет: в такие моменты каждый думает о себе.
Очень запомнился запах в коридорах: тошнотворный, невыносимый, удушливый запах больных людей, которые часами томятся в ожидании приема. Здесь нет сочувствия: тебя никто не пустит без очереди, даже если невыносимо плохо ждать. В очереди к онкологу в людях просыпается инстинкт выживания: здесь всем очень нужно, здесь всем очень плохо, поэтому или терпи, или… На деле вариантов не много.
В палатах ситуация не лучше. Больные покрепче помогают тем, кто послабее. До операции помогали ходить тебе, а после операции – ты. Те, кто оправился, кормят лежачих больных, водят в туалет. Персонала катастрофически не хватает, ровно как и коек, которыми заполнен просто каждый метр.
Возможно, кто-то думает, что онкологические корпуса заполнены родственниками больных? Это не совсем так. Со мной в палате лежала бабушка, ей было глубоко под 80. Так вот, сын дважды забывал забрать ее после выписки. Я думаю, она не одна такая. От многих женщин после операции уходили мужья. Стоит ли их за это осуждать? Я не была в мужских палатах и не слышала тех историй. Но, думаю, прав тот, кто сказал, что слабый пол – это мужчины.
Часть пятая. «В хосписе пахнет смертью»
Хуже больницы было только в хосписе, в который я попала спустя четыре года, когда опухоль разрослась настолько, что ни есть, ни пить, ни стоять сама я не могла. Да и не хоспис это даже. В 30-ти километрах от райцентра, где я жила, в крохотной деревне первый этаж больницы переделали в «паллиативное отделение», входя в которое понимаешь: здесь пахнет смертью.
Мне выдали инвалидное кресло, в руки дали бумажки и сказали ехать на второй этаж оформляться. Не знаю, что может быть хуже понимания, что сын катит в инвалидном кресле мать, которая еще вчера ходила сама. Потом предстояло час прождать в коридоре, пока медсестра откачивала местного алкоголика от передозировки. Признаюсь, в этот час я не выдержала, и впервые в присутствии детей просто зарыдала. Это были первые слезы за все время моей болезни. Именно сейчас я ничего не могла с собой сделать: я сидела в коридоре, смотрела на эти пластиковые двери с табличкой и прекрасно понимала, что больше с этой стороны их никогда не увижу. Да, тогда я думала о смерти.
Ко мне подошел сын, взял за руку и спросил: «Мама, тебе страшно?» Я ответила: «Да». Потом меня закатили в палату с тремя койками. Раньше при входе в палату с тобой здоровались, знакомились, но здесь не так: кругом обездвиженные люди, совершенно не реагирующие на происходящее, подключены к капельницам. Очень трудно сказать, какого возраста были мои соседки: здесь люди с такими болезнями, что о возрасте судить тяжело.
На восемь палат лежачих больных работает только две женщины из медперсонала. Они переворачивают больных, моют, кормят… Хирург здесь один, посменно. Он принимает новеньких, назначает лечение, проводит все медицинские манипуляции. Мне не повезло: в день, когда меня привезли, его не было, поэтому катетер установили только спустя три дня. Чтобы через шприц, по трубке, доставлять еду сразу в пищевод. До этого я пыталась есть сама, но пищевод уже не работал, и все мои попытки вырывались с диким кашлем наружу. Если бы не капельницы, то за эти три дня я бы истощилась настолько, что наверное, умерла бы, так и не дождавшись хирурга.
На эту тему:«Роды – это война, детка». Почему в роддомах держат оборону злоба и равнодушиеВ хоспис я попала летом, 13 августа. В палатах не было кондиционеров, поэтому родные просили временами открыть окна. Если честно, я не знаю, что хуже: изнывать от жары или испытывать омерзительное ощущение от того, что по твоему лицу ползают мухи. Они не дают спать, мешают есть… Принято считать, что предвестники смерти – это вороны, черные коты. Здесь для меня этим символом были мухи.
То, что происходит с мозгами здесь, сложно понять. Когда старик из соседней палаты ежечасно ползает к посту, почти рыдая от боли, и просит вколоть ему еще трамадола, твоя голова отказывается думать, что боль может быть настолько невыносимой, что даже сильный анальгетик не помогает. Вместо этого ты пытаешься себя убедить в том, что старик просто подсел на наркотический препарат. Наверное, так легче.
Часть шестая. «Это были последние девять часов вечера в моей жизни»
И снова здесь нет никаких психологов, волонтеров. Единственный психолог – это священник из местной церквушки, которого временами зовут родственники. Кстати о родных. Больные в большинстве своем одиноки, их никто не навещает. Есть те, к которым приезжают по выходным, но это единицы.
3 сентября ко мне, как обычно, приехал муж. Он мог день просидеть у меня: наверное, понимал, что скоро конец. В этот день он снова привез еды, салфеток, бутылочку с водой. Сел у кровати. Шесть, семь, восемь часов… Я просыпаюсь, а он еще здесь. В девять часов я посмотрела на него и кивком головы попросила уехать домой. Это были последние девять часов вечера в моей жизни.
Постскриптум
Прошло больше года как Людмила Симонова, моя мама, умерла от рака. Борьба с этим диагнозом заняла десять лет жизни, причем, жизни не одного человека, а целой семьи. С 11 лет ты знаешь, чем лучевая терапия отличается от «химии», что такое метастазы и почему это очень плохо. Конечно, то, что довелось пережить мне, ни в какое сравнение не идет с теми муками, которые переживают онкобольные каждый день, но все же многое из ее жизни отпечаталось в моей: диагноз, лечение, реабилитация – все это было у меня на глазах. В какие-то моменты даже казалось, что все происходит со мной.
Как она умирала, я не знаю. После похорон постоянно хотелось приехать в ту деревню, в тот хоспис и спросить у медсестер, как это было. Но я не стал. Наверное, побоялся. Я тысячу раз пожалел, что оставил ее умирать в хосписе, когда началось обострение. Меня, здорового молодого человека, хватало на три часа в день, а потом я просто пулей вылетал оттуда. А ведь я-то могу бежать…
За все это время я понял одно. Когда ты умираешь от рака – это может быть не просто страшно или больно, но еще и унизительно. Что чувствует обездвиженный человек, когда вокруг него роем летают мухи? Это происходило и, уверен, происходит. В Гомельской области – в самом пострадавшем регионе от взрыва на ЧАЭС. В той же Гомельской области в районных поликлиниках сидят врачи, которые до упора могут лечить ангину, вместо того, чтобы собрать анамнез и отправить пациента на дообследование. Кстати, о нем. Для того, чтобы приехать на консультацию в НИИ онкологии и радиологии в Минск, нужно было собрать кучу бумажек у местных врачей, съездить в Гомельский онкодиспансер, чтобы переписать на диск результаты МРТ и КТ. При всем этом направления мне никто не дал: пришлось устно просить врачей.
Конечно, дообследование не гарантирует правильного диагноза и лечения: моей маме долгие годы лечили совершенно другую болезнь. Это затянуло время и, возможно, предрешило исход. На химиотерапии, на лучевые терапии каждый раз приходилось ездить за 150 километров в Гомель: в районных больницах таких процедур не проводят, потому что нет специалистов и оборудования. Думаю, не нужно представлять, что для такого тяжелобольного человека эти 150 километров. И хорошо, если на машине.
По прогнозам беларуских онкологов, в 2020-2030 годы число пациентов с впервые установленным диагнозом злокачественного образования увеличится на 92%. Это значит, если в 2010 году фиксировали 8,5 тысяч случаев, то в 2030 их будет 15,5 тысяч. Скажем прямо, у нас и с восьмью тысячами врачи едва справляются. Совершенно не хочется думать о том, какой будет ситуация через десять лет.
Заметили ошибку в тексте – выделите её и нажмите Ctrl+Enter
kyky.org
У меня рак! Или моя история борьбы за жизнь. Начало.
“Когда я узнал, что болен раком, я задал себе вопрос: Почему я? Но вот теперь, когда я почти здоров, у меня ремиссия и у меня есть большие шансы выжить…Я задался тем же вопросом.”
Уолтер Уайт “Во все тяжкие”
Этот пост я хотел написать еще перед операцией, но не сложилось. Пишу теперь. Просто хочу оставить это здесь. Много мыслей, возможно пост будет немного нескомпонован и с ошибками, но вы ведь меня простите? Да – это правда, у меня рак. Мои родные, друзья, подписчики в ФБ уже знают об этом с 28 сентября. Теперь настало время и для уютненькой. Но давайте наверное немного по порядку?
Read the post in English
Весной(предположительно) у меня появились первые симптомы, а именно забывчивость, невнимательность, онемение левой ладони, левой части лица и языка. После этого я обратился в поликлинику. Но там мне врачи “с боооольшим опытом” работы сообщили, что ничего страшного и это просто ты простудил себе нерв, можем уколы прописать.
Повторилось все тоже самое в августе месяце в метро, но прибавилось еще и потемнение в глазах, длились такие припадки около 3-5 минут.
28 сентября повторилось вновь, но ко всему прочему прибавилось еще и моргание в левом глазе и произвольное движения левой рукой, она судорожно била меня по ноге, с рукой сделать я ничего не мог.
В этот же день, но через некоторое время все это превратилось в потерю сознания и припадок с последующим посинением…увезли меня с работы в ГКБ 81(как оказалось мне с этим очень повезло, отдельное спасибо врачам я напишу отдельно).
Мне тут же сделали КТ и ренген, и через некоторое время врач меня пригласил в кабинет и предварительно по результатам КТ вынес приговор: “Рак, обширная опухоль головного мозга, нужна операция, без вариантов”.
Наверное для вас это звучит страшно? Но вот честно хотите я вам расскажу свои чувства и эмоции в тот момент?Когда мне это сказали, было такое ощущение, что мне просто сказали “Доброе утро”, ну вот честно.
Уже потом обдумав это все я был шокирован и у меня появилось куча вопрос в стиле: Почему я? Как это так? За что?
За последний год я изрядно произносил свой организм и здоровье, ведь спал я всего около 3-4 часов в день, не завтракал, спортом не занимался, вредные привычки никуда не делись…Это сейчас я в очередной раз понимаю, как хрупка человеческая жизнь и что самое главное – здоровье.
Но, уже в третий раз я сталкиваюсь с ситуацией, когда мне приходится бороться за свою жизнь.
Первый раз это произошло при рождении, были тяжелые роды и я вылезал вперед ногами, врач выйдя в коридор спросил у двух матерей(моих бабушек) кого спасаем дочь или внука, обоих не получится.Но получив наганяй(бабушки у меня были огого) получилось спасти обоих.
Второй случай произошел относительно недавно в 2011 когда я заболел двойным воспалением легких и моя жизнь была реально на волоске, от этого же недуга ушла из жизни и моя мать. Но врачи и наверное моя живучесть снова спасли меня.
На этот раз все немного тяжелее, опаснее, этот пост я пишу уже после тяжелой и опасной операции, но главное впереди. Результаты гистологии, которые будут известны через дней 5.
Но пост на самом деле не о том, как все плохо. Пост я хотел написать с другим посылом(но выше я писал, что простите за нескомпанованность).
Ребята огромная поддержка людей, совершенно незнакомых мне, поддержка родных и любимых, да и просто желание жить. Позитивный настрой. Я уверен, что и этот недуг будет побежден. Я полон сил и энергии, уже буквально через час после операции я готов был идти, я уже вовсю всем звонил и писал в ФБ.
Во мне полно энергии и любви.Именно такой настрой я считаю и должен быть у всех.
Как сказала Ремарк: “У вас хандра? Приходить ко мне в больницу к больным раком и все пройдет”. Вы бы видели с каким позитивом лежат дедушки больные этим страшным недугом, от них наверное я зарядился таким боевым настроем. Конечно не только от них, более 400 сотен людей меня все это время поддерживают, я невероятно счастлив, что существуют соц.сети. И человек откуда-нибудь из Хургады может вот прямо сейчас прислать тебе сюрприз, человек с другого конца Москвы по 10 бальным пробкам привезти тебе яблоки, не говоря о том, что у него есть какие-то дела, просто приехать и все. А ведь ты его ВПЕРВЫЕ видишь! Знаете как это поражает, заряжает на борьбу!
И конечно же САМОЕ ГЛАВНОЕ это семья, это два маленьких комочка дома, ради которых ты каждое утро просыпаешься, это красавица супруга, которая горы перевернула за все это время.
И просто ЖИЗНЬ!
Мы победим! Я пишу, что не я, а мы, потому что вы все рядом со мной, а столько людей просто не могут не победить какой то там рак.
Знаете у меня еще столько мыслей, у меня будет еще время написать посты по этой теме, на последок я приведу две цитаты своих подписчиков, которые я считаю просто золотыми:
“Ганди говорил в свое время, что с любой болезнью можно справиться правильной диетой. По мне так кажется нужно жить как жил. И не надо париться.”
“Твоя жизнь никогда не будет прежней при любом исходе. Ты один из тех кто может с точностью сказать – как ценна жизнь, как важно пользоваться этим прекрасным даром. Почему ты? Почему сейчас? Бог видит, что ты можешь перенести это испытание, испытание сверх сил он не дает. Поблагодари его за прекрасную жену, детей, родителей, друзей. Ты счастливец, так как из миллиона сперматозоидов тебе выпал шанс. Не беги, не прячься, смотри болезни в глаза.”
Я это сделал. Я ее не боюсь. Мы с вами победим, просто посмотрим в глаза раку и он сам отступит, нас много, а он один!
ruslanviktorov.livejournal.com
У меня рак. Но это не “не честно” | Интернет-журнал Pandaland | Читаем журналы онлайн бесплатно
Нащупала бугорок.
Не сильно переживала – в прошлом году в том же месте нашли доброкачественную кисту.
Позвонила доктору.
Назначила встречу.
После осмотра, доктор сказала, что на ощупь – старая киста, что будем наблюдать её 3-6 месяцев. Я отказалась и попросила назначить УЗИ.
Слава Богу.
Ультразвук выявил два подозрительных пятна.
Назначили биопсию.
Сделала биопсию. ( Что-то пошло не так с местной анестезией, поэтому я испытала огромнейшее удовольствие от соприкосновения иглы с моей грудью)
Сказали, что выглядит это как доброкачественная опухоль. Уверили, что у 90% женщин моего возраста они доброкачественные.
Я почувствовала непередаваемое облегчение. И Ернар.
На следующий день вознаградила себя глобальным шоппингом, а по возвращению домой раздался телефонный звонок.
Мне сообщили, что биопсия с первого образования – это фиброма. Вторая – инвазивная протоковая карцинома.
Все это случилось за день до дня рождения близнецов.
Я запомню этот звонок на всю мою жизнь. Ернар смотрел на меня в упор, не мигая, пока на том конце провода озвучивали приговор.
Первой я позвонила маме и сказала, что у меня рак. Помню, я говорила ей, что мне жаль.
Смотреть на то, как моя семья пытается справиться с этой ужасной новостью было невынасимо. Я чувствовала и чувствую до сих пор, что украла у них свет, счастье и опору под ногами. Папа приехал и забрал мальчиков, чтоб они не видели весь этот ужас – всю ночь и весь следующий день мы с Ернаром лежали в обнимку, говорили и плакали. Я поклялась, что не оставлю его и детей.
Это был один ужасный день.
Конечно, и после наступали моменты, когда я надламывалась под тяжестью ситуации и кричала “это не честно”, но на самом деле – все честно. Моя жизнь была наполнина таким количеством счастья, я бы даже сказала, что я была озарена благодатью. Я часто повторяла: “все слишком хорошо, что-то должно пойти не так”, ведь мне повезло вырасти в любящей, полной семье. Родители всегда ставили интересы брата и мои на первое место. Они были добрыми, честными, нежными и всегда давали мне столько любви и заботы, сколько требовалось. Несмотря на то, что нас в семье было двое – каждый чувствовал себя центром вселенной, поэтому мы любили друг друга и были преданы. Никогда мои потребности не оставались без должного внимания – хорошая школа и прекрасное образование как следствие; они использовали каждую возможность, чтоб у меня был шанс развиваться, познавать новое и жить насыщенной жизнью. Я была во многих странах, у меня по всему миру куча друзей, и никто из них никогда не требовал от меня большего, чем быть собой. Я встретила Ернара и вышла замуж за свою вторую половинку, как модно сейчас говорить. У меня работа мечты – я бы занималась этим, даже если бы не получала деньги за свой труд. Я вижу Бога там, где другие видят тьму и безысходность. 98% времени я счастлива. У меня много желаний и “мечт”, я бегаю на длинные дистанции и горжусь своим творчеством. Я живу в месте, которое действительно могу назвать домом. Мои друзья и соседи заходят в гости, мы пьем вино и смотрим, как наши дети копаются в снегу. Господи! Я родила двоих мальчиков, чем горжусь больше всего. Схватки и роды заняли 32 часа, но лезвие скальпеля так и не коснулось моего тела. Ребята делают меня счастливой каждую минуту. У меня была превосходная жизнь.
Моя подруга занимается благотворительностью. Она рассказывает о таких вещах, что кровь в жилах застывает – сразу понимаешь, что значит “не честно”.
Так вот нечестно – это когда тебя дискриминируют по принадлежности к той или иной рассе или национальности, сексуальной ориентации и внешнему виду, нечестно – когда тебя бросает мать, нечестно, когда тебя бьёт муж или отчим, когда тебя насилуют или когда тебе нечего есть. Я знаю, что значит “не честно”.
Но у меня рак, и это просто фигово. Правда. Ужасно фигово. Но это не “не честно”- такое просто случается. Это часть жизни. Часть моей жизни.
Но у меня есть все, чтоб бороться: лучшая команда врачей, любовь и поддержка близких, вера в Бога и надежда.
pandaland.kz
ДНЕВНИК ДЕВУШКИ БОЛЕЮЩЕЙ РАКОМ Я узнала что у меня рак когда мне было 20 лет. У меня был муж (хотя и это отдельная история(( ) и двое детей сыну было…
ДНЕВНИК ДЕВУШКИ БОЛЕЮЩЕЙ РАКОМ
Я узнала что у меня рак когда мне было 20 лет. У меня был муж (хотя и это отдельная история (() и двое детей сыну было 2 годика, а дочке 1. Год меня мучали в больнице и наконец то сделали операцию, муж сразу меня бросил, сказал что такая калека как я не кому не нужна, сестра и отец меня брезговали, поддерживала меня только мама, да и дети остались со мной. После операции швы мне обрабатывали практиканты и несколько раз сжигали швы, приходилось налаживать заново, у меня начали отниматься руки. Мама мая работала, сестренка училась, у папы была астма он сидел дома, и постоянно попрекал меня куском хлеба, я ведь на шее сидела у них да еще и с детьми. Один раз нам привезли стиральную машинку и чтобы грузчикам лишнее на заплатить, папа начал свою пластинку о том что я не чего не делаю сижу на шее, вот взяла бы и принесла машинку… то ли от накопившейся обиды, то ли с дури, но машинку я принесла, от тяжести у меня лопнул шов, я забежала в комнату сняла футболку и хотела промокнуть кровь которая текла с раны, следам влетел папа и когда увидел разорванный шов испугался, после этого он перестал меня попрекать, просто делал вид что меня нет. Была попытка суицида, мама вовремя домой вернулась, заставляла себя жить ради детей, смерти не боялась, врачи сказали что жить осталось мне от 2−8 месяцев… после этого я решила не усложнять жизнь врачей и перестала ездить в больницу. Не хочу вспоминать все ужасы через что прошла, через много лет я попала в больницу с дочкой у нее был гастрит, и в коридоре больницы встретилась с онкологам моим бывшим врачом, он меня узнал, но смотрел как на приведение… потом подошел и сказал что мою карточку давным давно отправили в архив и думали что я умерла, я посмеялась. Он начал говорить чтобы я встала на наблюдение что рак это не шутка, а я ответила что сколько Бог даст столько и проживу и без вашей помощи. В 27 лет я встретила свою любовь, моего мужа, любит он меня такую какая я есть никогда не говорил что я инвалид, и другим быстро рот затыкал если в меня тыкали, дети от него безума и он от них тоже… я иногда думаю все-таки стоило пройти через все мучения чтобы обрести настоящее счастье. Сейчас мне 41 год, мои дети уже обзавелись семьей… бабушкой пока не стала, как дети говорят рано пока (образование, карьера, пока на ноги встанем, а там и дети) но как бы абсурдно не звучало мы с мужем хотим ребенка, а дети нас поддерживают, была в Москве врачи за, но под строгим наблюдением, а что скажут люди мне все равно… я за свою жизнь много чего услышала.
www.inpearls.ru
«Мне 35, и у меня рак»
“Совсем недавно моя жизнь была отличной. Нет — она была великолепной. Перед Рождеством жена подарила нам ещё одно маленькое чудо — сына, который стал отличной компанией для своих двух сестричек пяти и трёх лет. Спустя месяц мы возвращались домой в Сидней после четырёх замечательных лет работы в офисе Google в Калифорнии.”
Совсем недавно моя жизнь была отличной. Нет — она была великолепной. Перед Рождеством жена подарила нам ещё одно маленькое чудо — сына, который стал отличной компанией для своих двух сестричек пяти и трёх лет. Спустя месяц мы возвращались домой в Сидней после четырёх замечательных лет работы в офисе Google в Калифорнии. Моя супруга работала в стартапе в кампусе NASA при аэродроме Моффетт и переживала по поводу того, удастся ли ей найти такую же интересную компанию в Австралии. Удалось — она получила похожую должность в логистическом стартапе в Сиднее. Мы вернулись домой в основном для того, чтобы быть поближе к семье, ну и для того, чтобы реализовать давнюю мечту совместного с моими родителями фермерского хозяйства — идеального места для наших троих детей и дополнительного источника дохода. Каждые выходные мы искали в Сиднее районы, которые соответствовали бы нашим критериям — хорошие школы, транспортная доступность, стоимость земельных участков и т.д. В итоге мы обосновались в Курраджонге на западе Сиднея, и я погрузился в подготовку к полумарафону в Монтерее, который должен был пройти через несколько месяцев.
Мне 35 лет.
19 июля я отправился к терапевту. Я был уверен, что это стандартный визит вежливости, чтобы познакомиться с нашим врачом на случай, если детям понадобится срочная помощь. До этого меня беспокоило лишь необычное кровотечение и небольшой кишечный дискомфорт, связанный с этим. Я не придавал этому особого значения, но доктор убедил сделать колоноскопию. А дальше моя жизнь перевернулась с ног на голову.
Не буду вдаваться в подробности, но колоноскопия помогла обнаружить небольшое поражение, которое потенциально могло быть злокачественным. Тремя днями позже это подтвердила и биопсия. Компьютерная томография выявила подозрительную опухоль в лимфоузлах, и я записался на сканирование PET-CT, которое помогает выявить онкологические заболевания. Оно изменило всё, поскольку не только подтвердило рак лимфоузлов, но и обнаружило две небольшие опухоли в печени, которые не были выявлены при первичном сканировании. Таким образом, 2 августа мне поставили диагноз: колоректальный рак четвёртой стадии.
Теперь поясню немного для тех, кто, как и я раньше, не особо разбирался во всем этом. Рак — это название целого ряда похожих заболеваний. Существует целая методология для оценки прогресса таких заболеваний. Вкратце это выглядит так.
- Первая стадия — опухоль имеет небольшой размер и локализована внутри органа, в котором зародилась.
- Вторая стадия — рак ещё не успел распространиться в организме, но размер опухоли существенно больше, чем на первой стадии. Иногда это означает, что раковые клетки распространились на лимфатические узлы непосредственно рядом с опухолью. Это уже зависит от типа рака.
- На третьей стадии опухоль становится больше. Она уже поражает близлежащие ткани, а раковые клетки появились в лимфоузлах по всей поверхности.
- Четвертая стадия означает, что рак перекинулся на другой орган, отличный от того, который он поразил изначально. Это называется вторичный, или метастатический, рак.
Сегодня первая стадия рака не так страшна. Но вот четвёртая — это уже серьезно. Для лечения доктора используют статистику больных с аналогичной формой рака, чтобы оценить прогресс и сделать соответствующие прогнозы. В моём случае статистика показала, что лишь 10% людей с такой же формой заболевания остаются в живых спустя пять лет после его обнаружения. Впрочем, я научился слишком не зацикливаться на статистике. Вряд ли мои прогнозы куда лучше (ни один из докторов не берётся говорить наверняка) — но они и не хуже, чем 50 на 50. И даже если я проживу больше пяти лет, мои ожидания от продолжительности жизни, как человека с метастатическим раком, почти наверняка будут сильно преуменьшены.
Следующие полгода мне предстоят радио- и химиотерапия и в какой-то момент два хирургических вмешательства: удаление части толстой кишки и двух узлов в печени. И это всё я, человек с фобией хирургического вмешательства, который никогда в своей осознанной взрослой жизни не болел всерьёз.
Я знаю, что это банально, но жизнь реально может перевернуться за одну ночь. Внезапно я понял, что могу и не дожить до пятого дня рождения моего сына, да даже до второго. Очень вероятно, что я не увижу и того, как моя старшая дочь выходит замуж. И скорее всего, я не узнаю, какую профессию выберут для себя мои дети. Я молчу о том, что моя собственная карьера полетела под откос. Я даже не представляю, как всё повернётся, если мне удастся выжить, потому что мои взгляды на жизнь поменялись так сильно, что вряд ли мой мир когда-то станет прежним.
Жизнь — причудливая штука.
С одной стороны, я пытаюсь быть оптимистом и верю в том, что одержу победу над раком в следующие полгода. А с другой, мне нужно быть прагматиком и приготовиться к том, что в один прекрасный день станет ясно, что лечение не помогает и меня поставят перед фактом: остаётся X месяцев. Как муж и отец троих малолетних детей, я понимаю, что такой сценарий ужасен, но он имеет много сторон, о которых я должен задуматься: финансовое обеспечение будущего моих детей, забота о том, чтобы они запомнили меня, оформление наследства для моей супруги и так далее.
Одна из вещей, которую я обдумываю больше всего, — это наследство. Я привык планировать. До того как я узнал о своём диагнозе, я думал о своём 35-летии, — в отрыве от развлечений и путешествий, — как о своего рода подготовке. Я чувствовал, что должен построить некую базу (сбережения, связи, навыки, опыт), чтобы вступить в следующую фазу жизни не с пустыми руками и «оставить след» для растущего поколения. Возможно, это было моей ошибкой, потому что сейчас у меня нет времени думать обо всём этом. По-моему, я немного паникую.
Я чувствую, что должен передать всем послание исходя из своего собственного опыта — о том, что нужно вовремя посещать врача и думать о страховании жизни. Но с прагматической точки зрения я хочу предупредить каждого: не думайте, что у вас впереди вся жизнь и вы можете заниматься чем хочется. Я понимаю, что звучит это на редкость банально и, конечно, вы не знаете, что с вами случится в будущем, но будьте уверены, что жизнь может измениться в любой момент, и живите, чётко помня об этом.
И пожалуйста, перестаньте жаловаться по мелочам!
Источник: Medium.com
Все права защищены. Полное или частичное копирование материалов возможно только с письменного разрешения редакции.
При цитировании материалов прямая активная ссылка на hubspeakers.ru обязательна.
hubspeakers.ru
Как проверить, есть ли у тебя рак?
После того, как я узнала про рак у Жанны Фриске, места себе не нахожу. Ведь я такого же возраста, как и она. К тому же, у моей мамы тоже был рак. Столько в мыслях прокрутила всякого, испереживалась, что решила, на всякий случай, сходить к врачу – провериться на онкологию. Вы когда-нибудь делали такое обследование? Знаете с чего начинать? Вот я впервые с этим столкнулась, и хочу вам рассказать, может кому пригодится. Это не страшно!Моя мама узнала, что у неё рак в 43 года. Потом была операция, инвалидность и 5 лет лечения. Потом она умерла и все говорили “отмучилась”. Я тогда была слишком молода и многое не помню, поэтому пришлось позвонить папе и родственникам, чтобы уточнить все детали маминой болезни. Затем я вычитала в Википедии, что тот вид раковой опухоли, который был у моей матери, пятый по частоте причин смерти от рака, и в большинстве своем имеет наследственную предрасположенность. Получается, что если бы не Фриске, то я так бы и была в неведении….
С чего начать обследоваться на рак? Я не знала. Поэтому для начала записалась к обычному терапевту.
В Испании я меньше года, и к врачам ещё не обращалась, хотя у меня есть платная медстраховка, за которую я плачу 39 евро в месяц. В неё входят практически все стандартные медуслуги, причем чем дольше платишь страховку, тем больше перечень услуг.
Поскольку я давно не была у врачей, терапевт назначил мне несколько анализов, но онкологию, как оказалось, они не выявляют. Чтобы провериться на рак, по крайней мере, анализ крови специфический, нужно, чтобы кровь проверили на так называемые онкомаркеры, а это даже не во всех лабораториях делают.
В конце концов, я записалась на прием к онкологу в крупной клинике. Оказалось, что в мою страховку даже входит специальная услуга, которая называется “Тест на раннее выявление рака” (стоит без страховки 460 евро, со страховкой бесплатно).
На приёме онколог слегка поспрашивал обо мне и моих родственниках, сделал, так называемый, анамнез, а затем выписал направления на анализы и исследования. Причём, как я поняла, он решил обследовать на все виды злокачественных опухолей, а не только на тот, который был у моей мамы.
Если кому интересно, могу перечислить. Это, прежде всего, биохимический анализ крови на онкомаркеры. Берётся из вены, натощак – ничего такого особенного, но кажись распихали мою кровь аж по четырем пробиркам. Вот список исследований на моём направлении:
Могу ещё уточнить то, что смогла перевести с испанского, что онкомаркер СА 19-9 — обнаруживает рак кишечника, желудка, поджелудочной, печени, СА 125 – выявляет рак яичников, СА 15-3 – выявляет рак молочной железы.
Кроме того, мне сделали подробное узи живота и брюшной полости, которое позволяет оценить состояние печени, желчного пузыря, почек, селезенки, поджелудочной железы, брюшную аорту. Вот такой обычный узи-компьютер и кушеточка. Пожалуй, самый простое из всего теста. Вспомнилось, почему-то, как мне делали узи, когда беременная была, и как я с нетерпением ждала – кто же там у меня в животе, две девочки или два мальчика, а может мальчик и девочка (долго не могли рассмотреть)…
Разумеется, при подобном обследовании всем женщинам назначают маммографию на выявление рака груди. Где-то читала, что после 35 лет маммографию нужно проходить регулярно, раз в год. Я вот впервые прошла, думала это как обычный рентген, но оказалось, что это обследование связано с болевыми ощущениями, особенно, когда с помощью какого-то стеклянного пресса очень сильно приминают с каждой стороны молочные железы и делают четыре различных снимка.
Ещё был анализ, простите, стула – на выявления скрытой крови, который позволяет выявить наличие кровотечений из какого-либо отдела желудочно-кишечного тракта. Перед сдачей этого анализа нужна строгая диета – три дня не есть мясо и колбасы, не принимать лекарств и спиртное.
Так что, пройти тестирование на рак, оказалось, не так уж и сложно. Сложнее и мучительнее теперь дожидаться результатов тестирования. Итак, всё обследование я прошла за сегодня, а результат узнаю только 19 февраля, через 6 дней!
Конечно, я верю, что всё будет хорошо, но временами подрагивают коленки и мысли всякие нехорошие лезут… Поэтому и написала тут, может вы меня немного поддержите добрым словом? Я же не умру никогда и буду жить вечно, ведь так??
domashnyaya.livejournal.com